Внимание!
четверг, 17 марта 2016
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
воскресенье, 10 мая 2015
Автор: Vassy
Название: "Лучше бы поревел"
Форма: арт.
Техника: САИ.
Фандом: Шрек
Имя персонажа или пейринг: Принц Чарминг, Дорис.
Рейтинг: G
Примечания: Я продолжаю экспериментировать и принимать участие в конкурсах. Не скажу, что очень довольна результатом, надо работать.) Тем не менее, чрезвычайно благодарна конкурсу "Мужское сердце по-особому болит" на сайте FanFantasy за вдохновение!
Задача была в опровержении или подтверждении и просто развитии темы основной мысли ниже приведенного стиха. Для своего арта я взяла за основу третье четверостишие. Выделила его курсивом.
СтихМужское сердце по-особому болит,
Оно тревожится в груди и тихо стонет,
Но не ревет, как женское, навзрыд,
Когда пора разлук к нему приходит.
Мужское сердце по-особому болит,
Оно сжимается в комок от острой боли,
Но не ревет, как женское, навзрыд,
Когда любовь предательски уходит.
Мужское сердце по-особому болит,
Оно от подлости людской в запой уходит
И во хмелю огнем души горит,
Но не ревет, как женское, а стонет.
Мужское сердце по-особому болит,
Оно в страданиях своих себя изводит
И, разрываясь, никому не говорит,
Что навсегда от нас оно уходит.
Автор: Георгий Бойчев
Название: "Лучше бы поревел"
Форма: арт.
Техника: САИ.
Фандом: Шрек
Имя персонажа или пейринг: Принц Чарминг, Дорис.
Рейтинг: G
Примечания: Я продолжаю экспериментировать и принимать участие в конкурсах. Не скажу, что очень довольна результатом, надо работать.) Тем не менее, чрезвычайно благодарна конкурсу "Мужское сердце по-особому болит" на сайте FanFantasy за вдохновение!
Задача была в опровержении или подтверждении и просто развитии темы основной мысли ниже приведенного стиха. Для своего арта я взяла за основу третье четверостишие. Выделила его курсивом.СтихМужское сердце по-особому болит,
Оно тревожится в груди и тихо стонет,
Но не ревет, как женское, навзрыд,
Когда пора разлук к нему приходит.
Мужское сердце по-особому болит,
Оно сжимается в комок от острой боли,
Но не ревет, как женское, навзрыд,
Когда любовь предательски уходит.
Мужское сердце по-особому болит,
Оно от подлости людской в запой уходит
И во хмелю огнем души горит,
Но не ревет, как женское, а стонет.
Мужское сердце по-особому болит,
Оно в страданиях своих себя изводит
И, разрываясь, никому не говорит,
Что навсегда от нас оно уходит.
Автор: Георгий Бойчев
@темы: моё, мои рисунки, фотоарт
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (10)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
суббота, 25 апреля 2015
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (3)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
суббота, 18 апреля 2015
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Автор: Vassy
Название: "Поэтически настроенный молодой человек"
Форма: э... ретушь?)
Техника: фотошоп.
Фандом: Гарри Поттер
Имя персонажа или пейринг: Северус Снейп (Эдриан Броуди).
Рейтинг: G
Примечания: Мой почти хедканон. Немагичка. Предположительно, еще и гангстер-стайл (на заднем плане - Том?)). хд
Большой размер
Оригинал
Название: "Поэтически настроенный молодой человек"
Форма: э... ретушь?)
Техника: фотошоп.
Фандом: Гарри Поттер
Имя персонажа или пейринг: Северус Снейп (Эдриан Броуди).
Рейтинг: G
Примечания: Мой почти хедканон. Немагичка. Предположительно, еще и гангстер-стайл (на заднем плане - Том?)). хд
Большой размер
Оригинал
@темы: моё, ретушь, гп, мои рисунки, фотоарт, жизнь, фотошоп
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (11)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
среда, 15 апреля 2015
Название: "Tonks" PG
Рейтинг: G
Фандом: Гарри Поттер
Персонажи: Нимфадора Тонкс
От автора: Теперь у меня появился долгожданный графический редактор под названием "SAI".
Первая попытка. Как водится у славных художников с кривыми ручками, половина лица скрыта очками, все остальное - волосами.хд Disclaimer: Персонажи используемые в данном материале, принадлежат их законным владельцам. Материал не носит коммерческого характера и не распространяется с целью материальной выгоды.
@темы: гп, мои рисунки
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (4)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 07 апреля 2015
Авторы: Duet aka Vassy, Кикимора Болотная (раскуривание идей, правка, обнимашки, советы)
Бета: Пушися
Фандом: Гарри Поттер
Пейринг: Гарри Поттер. Гермиона Грейнджер, Драко Малфой, Луна Лавгуд,Рон Уизли
Рейтинг:PG-13
Жанр: AU/Songfic/Comedy/Drama
Размер: Мини
Статус: Закончен
События: Жизнь среди маглов, Летом, Магл в главных ролях, Не в Хогвартсе, Немагическое AU, Сокрытие магических способностей, Экзотическое место действия, Чистая романтика
Предупреждение: AU, Нецензурная лексика, ООС
Саммари:
Внимание! Внимание!
Проходит набор в группу для необычной вечерней экскурсии по Лондону.
Всех желающих просим нажать на "Читать фанфик".
Ковры-самолеты, джаз, настоящая слежка и немного магии ждут Вас здесь.
От автора: 1. Экспериментальный эксперимент.
2. Сонгфик по джазовой композиции "Take Five" Дэйва Брубека. Но, вообще-то, читать можно под любой более-менее спокойный джаз, желательно без слов, конечно.
Читать фанфик
Где-то к семи часам вечера залитые солнечным светом мостовые начинают потихоньку остывать. Конечно, и сейчас было бы забавно разбрызгивать воду на золотой от песка и горячих лучей тротуар, ведь за чудом испарения капель можно наблюдать вечно. Если бы люди имели желание тратить на такие глупости своё драгоценное время.
Однако дневной зной тесных каменных построек уже разбавляют несмелые дуновения вечернего ветерка, то ли вылетевшего из чьего-то холодного дымохода, то ли прикочевавшего из заморских краёв. Краёв прекрасных зелёных полей и голубого, до волшебности свежего неба.
Туристы повсюду. Как только болтливая группа шумных китайцев с фотоаппаратами и панамками исчезает за одним углом, из-за другого, прекрасного в своей отреставрированной старинности дома появляется штук тридцать американцев. А возглавляет их экскурсовод с гордо вытянутой вверх рукой, в которой возвышается над головами множества людей большой закрытый зонт неоново-розовой окраски — ориентир для выводка зевак.
В рассыпавшихся по площади целыми островами столиков и кресел кафешках нежатся под тёплой тенью навесов люди. До подозрительного романтичные парочки, подчёркнуто счастливые семьи, а также обычные любители круглосуточного кофе.
Город замедляет свой темп. То ли благодаря послеобеденным пробкам, то ли просто в подготовке ко сну. А может, ему, городу, всего-то хочется насладиться короткими часами, когда ярко-оранжевое солнце стремительно краснеет, возмущённо багрянеет, а потом и вовсе скрывается из виду, позволяя чернильной синеве безраздельно окутывать небосвод.
В воздухе благоухает свежими эклерами, кофе и цветами, распустившимися на подоконниках домов главной городской площади. Где-то далеко звенит трамвай, шумят машины, ведь их «владения» начинаются вон, прям рукой подать, пятьдесят метров по той аллее.
А со стороны одной из примыкающих улиц, где разместились экологичные ряды переполненных людьми скамеек, доносятся страшные звуки.
С чем же можно сравнить этот истошный рёв? Может быть, с предсмертными криками вымирающих динозавров? Или с прекрасными боевыми трелями рассерженного африканского слона? Предположительно, кому-то эти несравненные звуки могут напомнить стенания пьяного мужика с прокуренным басом-профундо.
Однако мягкую атмосферу всеобщего наслаждения нарушает никакой не динозавр, не слон, даже не подвыпивший самец двуногих.
На самом деле, это обыкновенный саксофон. Ну, может, и не совсем обыкновенный — всё-таки тенор, да ещё и старательно перемотанный у мундштука тёмно-синей изолентой.
А мы всё же спустимся ниже и присмотримся ещё внимательнее — кто же этот талантливейший музыкант, дерзнувший подчеркнуть красоту вечернего города попытками раздобыть из несчастного музыкального инструмента столь необычные мелодии?
Просим дорогих зрителей разобрать из этой вот картонной коробки бинокли и приставить к своим любопытным глазам.
Вы сразу замечаете сотни интересных мелочей.
Но возвратимся к таинственному музыканту, которого почти скрыл за собой медно-серебристый, в нескольких местах протёртый до черноты саксофон.
Так-так. Первое, что бросается в глаза — взъерошенная тёмная шевелюра, вызывающая у многих ассоциации с вороньим гнездом. Вторая более-менее выразительная черта — блестящие из-за стёклышек очков-велосипедов зелёные глаза. Безусловно, с изумрудами этому взгляду не сравниться. Да вот и всё. Если не считать странный, напоминающий молнию шрам на вспотевшем от напряжения лбу и чуть ненормальную худобу, ничего больше в этом ребёнке достойного описания нет. Ну, разве заметим ещё, что выглядит юный музыкант лет на четырнадцать.
О. Похоже, мальчишка полностью отдаётся своему занятию в этот момент. Глаза его прикрыты, выражение лица такое сосредоточенное, он слегка покачивается всем телом в такт музыке. Клапаны, поддаваясь худым пальцам, тихо клацают, противные рычащие звуки так и рвутся из блестящего раструба, время от времени резко перескакивая на сухие ноты четвертой октавы.
Люди обходят эту личность по широкой дуге, ближайшие три скамейки вызывающе пустуют. Тем не менее, в открытом футляре у ног саксофониста покоится целых две монетки.
Когда прямо к музыканту, ломая систему, бодро направляется девчонка примерно тех же лет, он явно начинает нервничать. Бросает настороженные взгляды на свой скромный заработок. Однако играть не перестаёт.
Девчонка останавливается на расстоянии двух метров, храбро дожидаясь, когда же прозвучат и, главное, затихнут последние такты странной импровизации.
Заметив, что от него чего-то хотят, горе-саксофонист наконец вынимает изо рта мундштук. Его нижняя губа припухла и покраснела от долгой игры.
Озадаченно смотрит на монеты в протянутой ладони.
— Цитирую свою маму: «Вот тебе пять пенни, только перестань играть, пожалуйста», — твёрдо и непоколебимо произносит девочка, глядя ему в глаза.
Он краснеет, уши его горят, как алые фонари. Несколько секунд неловко топчется на месте, после чего, буркнув что-то себе под нос, берёт деньги.
Она пристально смотрит ещё мгновение, а затем, развернувшись на сто восемьдесят градусов, уходит прочь.
Сложно представить, что всего через три дня они случайно встретятся в библиотеке, а однажды даже поймут, что стали лучшими друзьями.
Если бы наша героиня узнала сейчас, что мальчика, который за несколько пенсов играет каждый день на площади, зовут Гарри Поттер, ей бы это все равно ничего не сказало.
А ведь через десять лет его судьба так круто поменяется! Кто же в эту минуту может догадываться, что спустя десятилетие Гарри Джеймс Поттер станет солистом-жемчужиной Джазового Оркестра Дамблдора, а также композитором и исполнителем таких хитов, как «Phoenix Wings» и «Hogwarts Express», которые войдут в его скандально популярный альбом под названием «The Chosen One»?
Но сейчас Гарри — простой студент-первокурсник местного музыкального колледжа, приехавший из какой-то дыры, сирота и жилец общаги на окраине города. А девочка, вручившая ему только что плату за тишину, таки оборачивается, уже отойдя на безопасное расстояние.
В карих глазах сверкает сожаление. И любопытство.
Он быстро складывает сакс в футляр и, ссутулившись, низко опустив голову, шагает вдоль улицы. Когда худая фигура саксофониста скрывается среди толпы смуглых туристов, наша девчонка встряхивает каштановыми кудряшками и продолжает путь.
Внезапно она скрывается в прохладе одного из подъездов.
А людской поток продолжает нестись вдоль улицы, оранжевые солнечные лучи отражаются от окон, блестят на облицованных металлическими листами крышах. И вы уже скучаете, милые зрители, да?
Но не спешите зевать — вот же она, наша знакомка с каштановыми кудряшками! Только теперь ещё и велосипед за собой тащит.
Оседлав сей двухколёсный транспорт с тонкой дамской рамой, ловко огибает нескольких прохожих, выезжает на дорогу. Удаляется.
Не нервничайте, дорогие зрители, а покрепче хватайтесь за края ковра-самолёта — сейчас рванём следом.
Удушливые испарения машин, гул многолюдных улиц, плавящий воздух жар от моторов, чахлые деревья у дорог, вереницы застывших перед светофором монстров на колёсах, грубо обрезающие небесную гладь крыши — всё это позади. Девчонка-велосипедистка сворачивает в парк, мы за ней.
Ой, просим прощения за доставленные неудобства и снижаемся. Нам очень жаль, дорогие зрители, что те ветки едва не выкололи вам глаза. Но давайте не будем ругаться. Лучше возвратимся вниманием к объекту нашего преследования.
А ведь она уже остановилась, заехав в глубину парка. Устало опустившись на близстоящую скамейку, пьёт минералку.
Тени чернеют и вытягиваются, ярко-красное солнце слепит глаза, изменяя формы и цвета, продираясь между увитыми плющом стволами деревьев. Воздух, нагретый палящим дневным солнцем, будто оседает вниз, в траву, уступая место прохладному, ленивому ветерку. Вечер неумолим.
На лужайке, порыжевшей в тёплом, золотистом свете уходящего дня, за стеной деревьев играет с собакой парень. Палка не успевает отлететь на приличное расстояние, а пёс уже подпрыгивает и ловко выхватывает её из воздуха. Мчится к хозяину, чтобы повторить игру.
Девочка вздыхает, бросая на сосуд с водой кислые взгляды. На диете, что ли?
Несколько комаров погибают смертью храбрых в попытке испить кровушки нашей героини. А потом она устаёт отмахиваться от назойливых насекомых и поднимается на ноги. Пора ехать дальше, наверное.
Уже перекинув одну ногу через раму, кареглазая девица застывает, задумчиво уставившись в прицепленную спереди велосипеда корзинку.
Подождите, сейчас опустимся ещё чуть ниже, чтобы разглядеть, что же там такое внутри.
О. Да это же книга! В обычной коричневой обложке, каких миллионы.
Спустя несколько секунд книга опускается на скамейку, а девчонка уже уезжает вдоль асфальтированной дорожки.
— Эй! Стой! — кричит ей вслед мальчишка с собакой на поводке. — Ты книгу забыла!
Велосипедистка внезапно останавливается и, оглянувшись через плечо, произносит:
— Ты ж её открой хоть, идиот!
Вот и всё, дорогие зрители, уже и не видно нашей героини за кустами-деревьями, испещрёнными вспышками и отголосками заходящего солнца.
Молодой человек с собакой породы доберман ещё мгновение смотрит вдаль.
Оглянувшись по сторонам, осторожно приоткрывает книжку. Первая страница, явно вклеенная уже после официальной публикации, пестрит рукописными буквами.
Давайте заглянем мальчику через плечо, только осторожно — не касайтесь его, чтобы не рассеялись чары.
И что мы видим?
«Здравствуй, дорогой прохожий!
Эта книга — не забытая и не потерянная!
Акция называется «буккроссинг». Как тебе известно, книги сейчас очень дорогие, не каждый может их себе позволить. В общем, наш слоган: «Прочёл увлекательную историю — поделись с другими!»
Найдя такую книгу и прочитав, ты должен оставить её в общественном, людном месте (кафе, парк, вокзал и т.д.), чтобы она нашла своего следующего читателя. Интересного тебе прочтения!»
Молодой человек приглаживает и без того «зализанные» светлые волосы, поворачивается к собаке.
— Ну что за бред, а, Оскар? — интересуется он тихо.
Оскар смотрит на него очень понимающе, после чего с гордым видом принимается вынюхивать что-то под скамейкой.
Мальчишка вздыхает и переворачивает страницу. О, вот это уже любопытно.
«Список участников (когда прочтёшь книгу, впиши сюда своё имя, прежде чем передать её следующему).
P.S. Так интересней.
Список, собственно говоря:
1. Том Риддл.
2. Джиневра Уизли.
3. Гермиона Грейнджер».
— Гермиона Грейнджер, — повторяет едва слышно мальчик. — Так вот как зовут эту сумасшедшую. До чего же стрёмное имя.
Ну вот кто мог бы сейчас подумать, что эта девчонка, эта Гермиона, спустя двадцать шесть лет возьмёт, и… обанкротится на производстве компьютеров? Да кто угодно, на самом деле. Ведь чего только в жизни не бывает.
Следующая страница оказывается почти пустой. Только посредине напечатано название самой книги: «Сделай небольшой перерыв».
Достаточно противные тонкие звуки разрывают тишину ближайших нескольких метров.
— Да, я уже бегу, — взволнованно обещает в серую «мотороллу» наш зачёсанный блондин.
Чертыхнувшись, он начинает метаться на месте. Вероятно, пытаясь решить, что же делать с книгой.
Прижав её, наконец, к груди, мальчишка припускает в сторону выхода из парка. Бравый доберман радостно несётся впереди, помогая хозяину бежать и даже прыгать, чтобы не врезаться в мусорные баки и не сбивать с ног милых старушек.
У дороги останавливается автомобиль. Изящные изгибы серебристого корпуса без слов говорят про немалую цену.
Вот он, этот момент — последние минуты светло-голубого неба. Ещё чуть-чуть, и купол над головами начнёт стремительно синеть.
Дверца машины громко хлопает, закрываясь за мальчиком и собакой.
Задние фары зажигаются красным, транспорт трогается с места.
Конечно же, мы «садимся на хвост», что ж ещё делать-то.
Шины шуршат по асфальту. Светофоры попеременно выдают то зелёный, то красный, иногда даже жёлтый цвет. Машина, почти беззвучно для такой громадины, преодолевает расстояние.
Когда дома с красивым барочным дизайном, а также увешанные цветами и бельём спальные районы скрываются из виду, уступая место многоэтажным коробкам, серебристый автомобиль останавливается.
— Я приду через полчаса, мне нужно кое-что купить, — говорит наш блондин в открытое окошко машины. — Скажи, чтобы покормили Оскара.
Ждёт, пока автомобиль скроется за углом. Затем, оглянувшись, как тогда, в парке, вытягивает из кармана телефон. Набирает номер.
— Алло. Я буду через пять мину…
Из дверей какого-то магазина выпрыгивает девчонка-подросток. Слишком внезапно, чтобы не столкнуться с нашим героем.
— Твою ж мать, — шипит он, потирая ушибленный лоб.
— Извини, — почему-то улыбается она, тоже массируя голову.
— А чёрта с два! Смотри, куда идёшь, — бурчит мальчишка, явно не в силах закрыть глаза на неловкость ситуации и боль.
— Ты — Драко, — говорит девочка, её голубые глаза хитро блестят.
— Откуда узнала?
Она не обращает внимания на прищуренный, недружелюбный взгляд.
— Кольцо, — выговаривает спокойно. — У тебя на кольце выгравировано.
Драко бросает короткий взгляд на руку с украшением, после чего изрекает в сторону собеседницы:
— Ещё одна психанутая.
И, осторожно обойдя странную девочку, скрывается за ближайшим поворотом.
А вот если б эта чересчур внимательная проходимка узнала ещё и тот любопытный факт, что фамилия у Драко — Малфой… наверняка спросила бы: «Ты сын мэра?». А Драко, загорись он внезапно желанием быть искренним и лаконичным, ответил бы: «Да».
Зажигаются по очереди, вместе и просто хаотично окна, фонари, фары. Подёрнутый дымкой первых сумерек, мир обогащается десятками, сотнями оттенков света. Оранжевые, красные, синие огоньки машин. Влажность теней, темнота пустых подъездов. Так быстро.
Интересно, что в этот вот момент ещё почти никому, даже самому Драко, неизвестно, что спустя всего три минуты юный Малфой крупно подставит родного отца.
А незнакомка-подросток идёт дальше. Невысокие каблучки ритмично стучат по мостовой. Из находящейся неподалёку пекарни несётся сладкий, нежный запах свежей выпечки.
Преследуемая нами на этот раз девочка, не замедляя и не убыстряя шага, входит в остановившийся троллейбус.
Снижаемся. Просим уважаемых зрителей посмотреть налево — вон через то окошко видно нашу очередную героиню. Она пробивает билет, опускается на сиденье рядом с каким-то рыжим, конопатым мальчишкой лет пятнадцати от роду.
В салоне троллейбуса зажигается тёплый жёлтый свет, так что дражайшим зрительницам больше не приходится любоваться на себя в стёкла окон. Зато теперь гораздо легче концентрироваться на происходящем внутри.
Наша девочка вытаскивает из сумки какой-то журнал, приковывающий многочисленные взгляды весьма яркой обложкой. Раскрыв его, переворачивает вверх тормашками и с важным видом начинает изучать что-то внутри, на глянцевых страницах издания.
Сидящий рядом мальчик с беспокойством косится на неё, вытягивает шею, чтобы заглянуть в разворот журнала.
Ну, хорошо-хорошо, сейчас облетим троллейбус с другой стороны, чтобы вы всё сами увидели. Только это не очень-то безопасно, знаете ли.
Картинка-перевёртыш с изображением, о странность, саксофона-слона представляется вашему вниманию.
А теперь, если не возражаете, мы вернёмся в исходное положение, чтобы… А-А-А!.. чтобы нас не сбил вон тот грузовик.
Несколько искр вылетает из места стыка проводов и «рогов» троллейбуса. Темнота густеет, все больше контрастируя с коническим светом фонарей и рассеянным сиянием фар.
Пятая остановка позади. Пейзаж изменяется, становится гораздо менее урбанистическим. Нам открываются небольшие поля. Тёмные уже, обведённые туманным ободком у границы с небом. Иногда у дороги мелькают большие и маленькие строения, казалось бы, ничем между собой не связанные. Одни — скучные, простые коробки. Другие — маленькие особняки или коттеджи с ухоженными клумбами. Третьи — мигающие всевозможными неоновыми вывесками заправки, дорожные рестораны-хостелы и супермаркеты.
Конечная остановка. Наша уважаемая почитательница картинок-перевёртышей ступает на уже давненько остывший до едва тёплого тротуар. Направляется вдоль аллеи чернеющих на фоне синего неба деревьев. Ближайший фонарь — аж в конце прохода, поэтому атмосфера тут довольно загадочная.
Услышав чьи-то шаги, девочка оборачивается, чтобы заметить идущего рядом этого вот самого рыжеволосого парнишку, который катался с ней только что в троллейбусе.
Шагают молча. Не знакомые, ясное дело.
Наша героиня сворачивает в узкий проход между двумя высокими домами, мальчишка следом. Ещё несколько поворотов и глухих переулков, а он всё идёт за ней.
Кажется, она начинает бросать на своего спутника слегка настороженные взгляды. Нельзя сказать, что тот не отвечает взаимностью.
Выходят на поляну перед большим прямоугольным домом со многими десятками горящих окошек. Теперь оба усиленно пытаются не замечать друг дружку вообще, внимательно изучая взглядами утонувшие в ночной мгле пейзажи. Всё большая дистанция появляется между двумя наблюдаемыми нами фигурками. Кажется, они вот-вот свалятся нечаянно в пышные кусты по обе стороны дорожки. Однако упорно продолжают двигаться в одну и ту же, чётко определённую сторону — к главному входу в здание.
На лестнице возле крыльца их провожают внимательными взглядами несколько молодых людей. У каждого в руке горит по малюсенькому красному огоньку — курят, милые.
Наши герои всё так же вместе заходят в широко распахнутые двери.
Подождите-подождите, не паникуйте. Вон они остановились у будки вахтера.
— Ты здесь живёшь? — спрашивает она совершенно неожиданно.
— Э-э… Да, — отвечает он, заливаясь краской.
— Я тоже, в сорок пятой.
Мальчишка краснеет ещё больше, его уши просто пылают, как огоньки оставшихся снаружи свидетелей.
— А я — в сто тринадцатой, — мямлит хрипло.
Девушка кивает, немного отстранённо улыбаясь.
— Ну, я это… пошёл, — бормочет рыжий, отступая к лестнице. — Пока, — машет неловко рукой.
Перескакивая через три ступеньки, мчится наверх, скрывается из виду.
Девочка поправляет упавшую на лицо светлую прядь, после чего направляется вдоль коридора.
Глупо, что он даже не спросил, как её зовут. А красивое имя ведь — Луна Лавгуд. Спустя тринадцать лет и шесть месяцев оно будет украшать вывески сети магазинов оригинальных украшений «Омела», но сейчас об этом не может знать никто. Никто, кроме нас, конечно же.
Спокойствие, дорогие наши зрители, мы хорошо знаем эту местность. Можете полюбоваться пока на крышу общежития. И здесь тоже, возле старых почерневших дымарей, примостились несколько любителей покурить-поболтать, поплакать-посмеяться, а также поесть втихаря.
А теперь, проделав весьма интересный манёвр, опускаемся просто на этот вот длинный балкон.
Сто тринадцатая комната. Квадратное окно открыто настежь, только москитная сетка отделяет нас от помещения, залитого оранжеватым светом, который исходит от одинокой, ничем не прикрытой лампочки.
Пусто, никого нет.
Молчат в вышине небеса, усыпанные звёздами. Средь травы старательно поют цикады. За стеной кто-то смеётся до посинения.
А потом открывается дверь, и в комнату номер сто тринадцать заходит тот самый парень, который только что попрощался с Луной Лавгуд у будки вахтера.
Его лицо уже не такое красное, однако уши не сдаются.
Устало падает на одну из кроватей, цедит сквозь зубы несколько выразительных ругательств.
Внезапно ручка в дверях поворачивается. На пороге стоит ещё один мальчишка.
— Не напускай вони, входи быстрее, — просит отдыхающий житель комнаты.
— Привет, — улыбается посетитель, закрывая за собой дверь. У него мокрые волосы, через плечо перекинуто полотенце. — Как дела?
— Странно, — произносит рыжий мальчик задумчиво.
— Бывает. А у меня кое-что есть.
Учуяв что-то в заговорщицком тоне собеседника, наш герой вскакивает с кровати и оперативненько так изнутри запирает комнату на ключ.
Второй мальчик опускает на стол банку с огурцами с таким выражением лица, будто коронует герцога. Бутерброды с маслом, несколько луковичек, помидор один на двоих — люди счастливы. Пьют чай.
— Надо было сказать: «Меня зовут Рон Уизли. А тебя?», а не «Пока». И все было бы пучком, дубина, — терпеливо втолковывает другу такую премудрость хозяин огурцов.
Рон, Рон, Рон. Через девять дней бросит учёбу на архитектурном факультете. Спустя ещё полгода пополнит ряды студентов-кулинарников. Но пока что — тс-с-с... Секрет.
— Спасибо за совет, братишка-ловелас, — тем временем саркастически фыркает мистер Уизли. А потом: — Огурцы — это здорово. Где деньги взял?
— Заработал, — как-то сухо отбивает атаку его советчик.
— И как оно?
— Опять прогнали. Благо, хоть пять пенни сунули. А мне ведь новый сакс нужен, — вздыхает Гарри Поттер.
Так. На этой мажорной ноте пора нам уже, милые зрители, отчаливать от балкона общаги. В конце концов, наше время вот-вот истечёт, чары скоро перестанут действовать.
Ночь. Чёрная, густая и, наконец, прохладная.
Бета: Пушися
Фандом: Гарри Поттер
Пейринг: Гарри Поттер. Гермиона Грейнджер, Драко Малфой, Луна Лавгуд,Рон Уизли
Рейтинг:PG-13
Жанр: AU/Songfic/Comedy/Drama
Размер: Мини
Статус: Закончен
События: Жизнь среди маглов, Летом, Магл в главных ролях, Не в Хогвартсе, Немагическое AU, Сокрытие магических способностей, Экзотическое место действия, Чистая романтика
Предупреждение: AU, Нецензурная лексика, ООС
Саммари:
Внимание! Внимание!
Проходит набор в группу для необычной вечерней экскурсии по Лондону.
Всех желающих просим нажать на "Читать фанфик".
Ковры-самолеты, джаз, настоящая слежка и немного магии ждут Вас здесь.
От автора: 1. Экспериментальный эксперимент.
2. Сонгфик по джазовой композиции "Take Five" Дэйва Брубека. Но, вообще-то, читать можно под любой более-менее спокойный джаз, желательно без слов, конечно.
Читать фанфик
Где-то к семи часам вечера залитые солнечным светом мостовые начинают потихоньку остывать. Конечно, и сейчас было бы забавно разбрызгивать воду на золотой от песка и горячих лучей тротуар, ведь за чудом испарения капель можно наблюдать вечно. Если бы люди имели желание тратить на такие глупости своё драгоценное время.
Однако дневной зной тесных каменных построек уже разбавляют несмелые дуновения вечернего ветерка, то ли вылетевшего из чьего-то холодного дымохода, то ли прикочевавшего из заморских краёв. Краёв прекрасных зелёных полей и голубого, до волшебности свежего неба.
Туристы повсюду. Как только болтливая группа шумных китайцев с фотоаппаратами и панамками исчезает за одним углом, из-за другого, прекрасного в своей отреставрированной старинности дома появляется штук тридцать американцев. А возглавляет их экскурсовод с гордо вытянутой вверх рукой, в которой возвышается над головами множества людей большой закрытый зонт неоново-розовой окраски — ориентир для выводка зевак.
В рассыпавшихся по площади целыми островами столиков и кресел кафешках нежатся под тёплой тенью навесов люди. До подозрительного романтичные парочки, подчёркнуто счастливые семьи, а также обычные любители круглосуточного кофе.
Город замедляет свой темп. То ли благодаря послеобеденным пробкам, то ли просто в подготовке ко сну. А может, ему, городу, всего-то хочется насладиться короткими часами, когда ярко-оранжевое солнце стремительно краснеет, возмущённо багрянеет, а потом и вовсе скрывается из виду, позволяя чернильной синеве безраздельно окутывать небосвод.
В воздухе благоухает свежими эклерами, кофе и цветами, распустившимися на подоконниках домов главной городской площади. Где-то далеко звенит трамвай, шумят машины, ведь их «владения» начинаются вон, прям рукой подать, пятьдесят метров по той аллее.
А со стороны одной из примыкающих улиц, где разместились экологичные ряды переполненных людьми скамеек, доносятся страшные звуки.
С чем же можно сравнить этот истошный рёв? Может быть, с предсмертными криками вымирающих динозавров? Или с прекрасными боевыми трелями рассерженного африканского слона? Предположительно, кому-то эти несравненные звуки могут напомнить стенания пьяного мужика с прокуренным басом-профундо.
Однако мягкую атмосферу всеобщего наслаждения нарушает никакой не динозавр, не слон, даже не подвыпивший самец двуногих.
На самом деле, это обыкновенный саксофон. Ну, может, и не совсем обыкновенный — всё-таки тенор, да ещё и старательно перемотанный у мундштука тёмно-синей изолентой.
А мы всё же спустимся ниже и присмотримся ещё внимательнее — кто же этот талантливейший музыкант, дерзнувший подчеркнуть красоту вечернего города попытками раздобыть из несчастного музыкального инструмента столь необычные мелодии?
Просим дорогих зрителей разобрать из этой вот картонной коробки бинокли и приставить к своим любопытным глазам.
Вы сразу замечаете сотни интересных мелочей.
Но возвратимся к таинственному музыканту, которого почти скрыл за собой медно-серебристый, в нескольких местах протёртый до черноты саксофон.
Так-так. Первое, что бросается в глаза — взъерошенная тёмная шевелюра, вызывающая у многих ассоциации с вороньим гнездом. Вторая более-менее выразительная черта — блестящие из-за стёклышек очков-велосипедов зелёные глаза. Безусловно, с изумрудами этому взгляду не сравниться. Да вот и всё. Если не считать странный, напоминающий молнию шрам на вспотевшем от напряжения лбу и чуть ненормальную худобу, ничего больше в этом ребёнке достойного описания нет. Ну, разве заметим ещё, что выглядит юный музыкант лет на четырнадцать.
О. Похоже, мальчишка полностью отдаётся своему занятию в этот момент. Глаза его прикрыты, выражение лица такое сосредоточенное, он слегка покачивается всем телом в такт музыке. Клапаны, поддаваясь худым пальцам, тихо клацают, противные рычащие звуки так и рвутся из блестящего раструба, время от времени резко перескакивая на сухие ноты четвертой октавы.
Люди обходят эту личность по широкой дуге, ближайшие три скамейки вызывающе пустуют. Тем не менее, в открытом футляре у ног саксофониста покоится целых две монетки.
Когда прямо к музыканту, ломая систему, бодро направляется девчонка примерно тех же лет, он явно начинает нервничать. Бросает настороженные взгляды на свой скромный заработок. Однако играть не перестаёт.
Девчонка останавливается на расстоянии двух метров, храбро дожидаясь, когда же прозвучат и, главное, затихнут последние такты странной импровизации.
Заметив, что от него чего-то хотят, горе-саксофонист наконец вынимает изо рта мундштук. Его нижняя губа припухла и покраснела от долгой игры.
Озадаченно смотрит на монеты в протянутой ладони.
— Цитирую свою маму: «Вот тебе пять пенни, только перестань играть, пожалуйста», — твёрдо и непоколебимо произносит девочка, глядя ему в глаза.
Он краснеет, уши его горят, как алые фонари. Несколько секунд неловко топчется на месте, после чего, буркнув что-то себе под нос, берёт деньги.
Она пристально смотрит ещё мгновение, а затем, развернувшись на сто восемьдесят градусов, уходит прочь.
Сложно представить, что всего через три дня они случайно встретятся в библиотеке, а однажды даже поймут, что стали лучшими друзьями.
Если бы наша героиня узнала сейчас, что мальчика, который за несколько пенсов играет каждый день на площади, зовут Гарри Поттер, ей бы это все равно ничего не сказало.
А ведь через десять лет его судьба так круто поменяется! Кто же в эту минуту может догадываться, что спустя десятилетие Гарри Джеймс Поттер станет солистом-жемчужиной Джазового Оркестра Дамблдора, а также композитором и исполнителем таких хитов, как «Phoenix Wings» и «Hogwarts Express», которые войдут в его скандально популярный альбом под названием «The Chosen One»?
Но сейчас Гарри — простой студент-первокурсник местного музыкального колледжа, приехавший из какой-то дыры, сирота и жилец общаги на окраине города. А девочка, вручившая ему только что плату за тишину, таки оборачивается, уже отойдя на безопасное расстояние.
В карих глазах сверкает сожаление. И любопытство.
Он быстро складывает сакс в футляр и, ссутулившись, низко опустив голову, шагает вдоль улицы. Когда худая фигура саксофониста скрывается среди толпы смуглых туристов, наша девчонка встряхивает каштановыми кудряшками и продолжает путь.
Внезапно она скрывается в прохладе одного из подъездов.
А людской поток продолжает нестись вдоль улицы, оранжевые солнечные лучи отражаются от окон, блестят на облицованных металлическими листами крышах. И вы уже скучаете, милые зрители, да?
Но не спешите зевать — вот же она, наша знакомка с каштановыми кудряшками! Только теперь ещё и велосипед за собой тащит.
Оседлав сей двухколёсный транспорт с тонкой дамской рамой, ловко огибает нескольких прохожих, выезжает на дорогу. Удаляется.
Не нервничайте, дорогие зрители, а покрепче хватайтесь за края ковра-самолёта — сейчас рванём следом.
Удушливые испарения машин, гул многолюдных улиц, плавящий воздух жар от моторов, чахлые деревья у дорог, вереницы застывших перед светофором монстров на колёсах, грубо обрезающие небесную гладь крыши — всё это позади. Девчонка-велосипедистка сворачивает в парк, мы за ней.
Ой, просим прощения за доставленные неудобства и снижаемся. Нам очень жаль, дорогие зрители, что те ветки едва не выкололи вам глаза. Но давайте не будем ругаться. Лучше возвратимся вниманием к объекту нашего преследования.
А ведь она уже остановилась, заехав в глубину парка. Устало опустившись на близстоящую скамейку, пьёт минералку.
Тени чернеют и вытягиваются, ярко-красное солнце слепит глаза, изменяя формы и цвета, продираясь между увитыми плющом стволами деревьев. Воздух, нагретый палящим дневным солнцем, будто оседает вниз, в траву, уступая место прохладному, ленивому ветерку. Вечер неумолим.
На лужайке, порыжевшей в тёплом, золотистом свете уходящего дня, за стеной деревьев играет с собакой парень. Палка не успевает отлететь на приличное расстояние, а пёс уже подпрыгивает и ловко выхватывает её из воздуха. Мчится к хозяину, чтобы повторить игру.
Девочка вздыхает, бросая на сосуд с водой кислые взгляды. На диете, что ли?
Несколько комаров погибают смертью храбрых в попытке испить кровушки нашей героини. А потом она устаёт отмахиваться от назойливых насекомых и поднимается на ноги. Пора ехать дальше, наверное.
Уже перекинув одну ногу через раму, кареглазая девица застывает, задумчиво уставившись в прицепленную спереди велосипеда корзинку.
Подождите, сейчас опустимся ещё чуть ниже, чтобы разглядеть, что же там такое внутри.
О. Да это же книга! В обычной коричневой обложке, каких миллионы.
Спустя несколько секунд книга опускается на скамейку, а девчонка уже уезжает вдоль асфальтированной дорожки.
— Эй! Стой! — кричит ей вслед мальчишка с собакой на поводке. — Ты книгу забыла!
Велосипедистка внезапно останавливается и, оглянувшись через плечо, произносит:
— Ты ж её открой хоть, идиот!
Вот и всё, дорогие зрители, уже и не видно нашей героини за кустами-деревьями, испещрёнными вспышками и отголосками заходящего солнца.
Молодой человек с собакой породы доберман ещё мгновение смотрит вдаль.
Оглянувшись по сторонам, осторожно приоткрывает книжку. Первая страница, явно вклеенная уже после официальной публикации, пестрит рукописными буквами.
Давайте заглянем мальчику через плечо, только осторожно — не касайтесь его, чтобы не рассеялись чары.
И что мы видим?
«Здравствуй, дорогой прохожий!
Эта книга — не забытая и не потерянная!
Акция называется «буккроссинг». Как тебе известно, книги сейчас очень дорогие, не каждый может их себе позволить. В общем, наш слоган: «Прочёл увлекательную историю — поделись с другими!»
Найдя такую книгу и прочитав, ты должен оставить её в общественном, людном месте (кафе, парк, вокзал и т.д.), чтобы она нашла своего следующего читателя. Интересного тебе прочтения!»
Молодой человек приглаживает и без того «зализанные» светлые волосы, поворачивается к собаке.
— Ну что за бред, а, Оскар? — интересуется он тихо.
Оскар смотрит на него очень понимающе, после чего с гордым видом принимается вынюхивать что-то под скамейкой.
Мальчишка вздыхает и переворачивает страницу. О, вот это уже любопытно.
«Список участников (когда прочтёшь книгу, впиши сюда своё имя, прежде чем передать её следующему).
P.S. Так интересней.
Список, собственно говоря:
1. Том Риддл.
2. Джиневра Уизли.
3. Гермиона Грейнджер».
— Гермиона Грейнджер, — повторяет едва слышно мальчик. — Так вот как зовут эту сумасшедшую. До чего же стрёмное имя.
Ну вот кто мог бы сейчас подумать, что эта девчонка, эта Гермиона, спустя двадцать шесть лет возьмёт, и… обанкротится на производстве компьютеров? Да кто угодно, на самом деле. Ведь чего только в жизни не бывает.
Следующая страница оказывается почти пустой. Только посредине напечатано название самой книги: «Сделай небольшой перерыв».
Достаточно противные тонкие звуки разрывают тишину ближайших нескольких метров.
— Да, я уже бегу, — взволнованно обещает в серую «мотороллу» наш зачёсанный блондин.
Чертыхнувшись, он начинает метаться на месте. Вероятно, пытаясь решить, что же делать с книгой.
Прижав её, наконец, к груди, мальчишка припускает в сторону выхода из парка. Бравый доберман радостно несётся впереди, помогая хозяину бежать и даже прыгать, чтобы не врезаться в мусорные баки и не сбивать с ног милых старушек.
У дороги останавливается автомобиль. Изящные изгибы серебристого корпуса без слов говорят про немалую цену.
Вот он, этот момент — последние минуты светло-голубого неба. Ещё чуть-чуть, и купол над головами начнёт стремительно синеть.
Дверца машины громко хлопает, закрываясь за мальчиком и собакой.
Задние фары зажигаются красным, транспорт трогается с места.
Конечно же, мы «садимся на хвост», что ж ещё делать-то.
Шины шуршат по асфальту. Светофоры попеременно выдают то зелёный, то красный, иногда даже жёлтый цвет. Машина, почти беззвучно для такой громадины, преодолевает расстояние.
Когда дома с красивым барочным дизайном, а также увешанные цветами и бельём спальные районы скрываются из виду, уступая место многоэтажным коробкам, серебристый автомобиль останавливается.
— Я приду через полчаса, мне нужно кое-что купить, — говорит наш блондин в открытое окошко машины. — Скажи, чтобы покормили Оскара.
Ждёт, пока автомобиль скроется за углом. Затем, оглянувшись, как тогда, в парке, вытягивает из кармана телефон. Набирает номер.
— Алло. Я буду через пять мину…
Из дверей какого-то магазина выпрыгивает девчонка-подросток. Слишком внезапно, чтобы не столкнуться с нашим героем.
— Твою ж мать, — шипит он, потирая ушибленный лоб.
— Извини, — почему-то улыбается она, тоже массируя голову.
— А чёрта с два! Смотри, куда идёшь, — бурчит мальчишка, явно не в силах закрыть глаза на неловкость ситуации и боль.
— Ты — Драко, — говорит девочка, её голубые глаза хитро блестят.
— Откуда узнала?
Она не обращает внимания на прищуренный, недружелюбный взгляд.
— Кольцо, — выговаривает спокойно. — У тебя на кольце выгравировано.
Драко бросает короткий взгляд на руку с украшением, после чего изрекает в сторону собеседницы:
— Ещё одна психанутая.
И, осторожно обойдя странную девочку, скрывается за ближайшим поворотом.
А вот если б эта чересчур внимательная проходимка узнала ещё и тот любопытный факт, что фамилия у Драко — Малфой… наверняка спросила бы: «Ты сын мэра?». А Драко, загорись он внезапно желанием быть искренним и лаконичным, ответил бы: «Да».
Зажигаются по очереди, вместе и просто хаотично окна, фонари, фары. Подёрнутый дымкой первых сумерек, мир обогащается десятками, сотнями оттенков света. Оранжевые, красные, синие огоньки машин. Влажность теней, темнота пустых подъездов. Так быстро.
Интересно, что в этот вот момент ещё почти никому, даже самому Драко, неизвестно, что спустя всего три минуты юный Малфой крупно подставит родного отца.
А незнакомка-подросток идёт дальше. Невысокие каблучки ритмично стучат по мостовой. Из находящейся неподалёку пекарни несётся сладкий, нежный запах свежей выпечки.
Преследуемая нами на этот раз девочка, не замедляя и не убыстряя шага, входит в остановившийся троллейбус.
Снижаемся. Просим уважаемых зрителей посмотреть налево — вон через то окошко видно нашу очередную героиню. Она пробивает билет, опускается на сиденье рядом с каким-то рыжим, конопатым мальчишкой лет пятнадцати от роду.
В салоне троллейбуса зажигается тёплый жёлтый свет, так что дражайшим зрительницам больше не приходится любоваться на себя в стёкла окон. Зато теперь гораздо легче концентрироваться на происходящем внутри.
Наша девочка вытаскивает из сумки какой-то журнал, приковывающий многочисленные взгляды весьма яркой обложкой. Раскрыв его, переворачивает вверх тормашками и с важным видом начинает изучать что-то внутри, на глянцевых страницах издания.
Сидящий рядом мальчик с беспокойством косится на неё, вытягивает шею, чтобы заглянуть в разворот журнала.
Ну, хорошо-хорошо, сейчас облетим троллейбус с другой стороны, чтобы вы всё сами увидели. Только это не очень-то безопасно, знаете ли.
Картинка-перевёртыш с изображением, о странность, саксофона-слона представляется вашему вниманию.
А теперь, если не возражаете, мы вернёмся в исходное положение, чтобы… А-А-А!.. чтобы нас не сбил вон тот грузовик.
Несколько искр вылетает из места стыка проводов и «рогов» троллейбуса. Темнота густеет, все больше контрастируя с коническим светом фонарей и рассеянным сиянием фар.
Пятая остановка позади. Пейзаж изменяется, становится гораздо менее урбанистическим. Нам открываются небольшие поля. Тёмные уже, обведённые туманным ободком у границы с небом. Иногда у дороги мелькают большие и маленькие строения, казалось бы, ничем между собой не связанные. Одни — скучные, простые коробки. Другие — маленькие особняки или коттеджи с ухоженными клумбами. Третьи — мигающие всевозможными неоновыми вывесками заправки, дорожные рестораны-хостелы и супермаркеты.
Конечная остановка. Наша уважаемая почитательница картинок-перевёртышей ступает на уже давненько остывший до едва тёплого тротуар. Направляется вдоль аллеи чернеющих на фоне синего неба деревьев. Ближайший фонарь — аж в конце прохода, поэтому атмосфера тут довольно загадочная.
Услышав чьи-то шаги, девочка оборачивается, чтобы заметить идущего рядом этого вот самого рыжеволосого парнишку, который катался с ней только что в троллейбусе.
Шагают молча. Не знакомые, ясное дело.
Наша героиня сворачивает в узкий проход между двумя высокими домами, мальчишка следом. Ещё несколько поворотов и глухих переулков, а он всё идёт за ней.
Кажется, она начинает бросать на своего спутника слегка настороженные взгляды. Нельзя сказать, что тот не отвечает взаимностью.
Выходят на поляну перед большим прямоугольным домом со многими десятками горящих окошек. Теперь оба усиленно пытаются не замечать друг дружку вообще, внимательно изучая взглядами утонувшие в ночной мгле пейзажи. Всё большая дистанция появляется между двумя наблюдаемыми нами фигурками. Кажется, они вот-вот свалятся нечаянно в пышные кусты по обе стороны дорожки. Однако упорно продолжают двигаться в одну и ту же, чётко определённую сторону — к главному входу в здание.
На лестнице возле крыльца их провожают внимательными взглядами несколько молодых людей. У каждого в руке горит по малюсенькому красному огоньку — курят, милые.
Наши герои всё так же вместе заходят в широко распахнутые двери.
Подождите-подождите, не паникуйте. Вон они остановились у будки вахтера.
— Ты здесь живёшь? — спрашивает она совершенно неожиданно.
— Э-э… Да, — отвечает он, заливаясь краской.
— Я тоже, в сорок пятой.
Мальчишка краснеет ещё больше, его уши просто пылают, как огоньки оставшихся снаружи свидетелей.
— А я — в сто тринадцатой, — мямлит хрипло.
Девушка кивает, немного отстранённо улыбаясь.
— Ну, я это… пошёл, — бормочет рыжий, отступая к лестнице. — Пока, — машет неловко рукой.
Перескакивая через три ступеньки, мчится наверх, скрывается из виду.
Девочка поправляет упавшую на лицо светлую прядь, после чего направляется вдоль коридора.
Глупо, что он даже не спросил, как её зовут. А красивое имя ведь — Луна Лавгуд. Спустя тринадцать лет и шесть месяцев оно будет украшать вывески сети магазинов оригинальных украшений «Омела», но сейчас об этом не может знать никто. Никто, кроме нас, конечно же.
Спокойствие, дорогие наши зрители, мы хорошо знаем эту местность. Можете полюбоваться пока на крышу общежития. И здесь тоже, возле старых почерневших дымарей, примостились несколько любителей покурить-поболтать, поплакать-посмеяться, а также поесть втихаря.
А теперь, проделав весьма интересный манёвр, опускаемся просто на этот вот длинный балкон.
Сто тринадцатая комната. Квадратное окно открыто настежь, только москитная сетка отделяет нас от помещения, залитого оранжеватым светом, который исходит от одинокой, ничем не прикрытой лампочки.
Пусто, никого нет.
Молчат в вышине небеса, усыпанные звёздами. Средь травы старательно поют цикады. За стеной кто-то смеётся до посинения.
А потом открывается дверь, и в комнату номер сто тринадцать заходит тот самый парень, который только что попрощался с Луной Лавгуд у будки вахтера.
Его лицо уже не такое красное, однако уши не сдаются.
Устало падает на одну из кроватей, цедит сквозь зубы несколько выразительных ругательств.
Внезапно ручка в дверях поворачивается. На пороге стоит ещё один мальчишка.
— Не напускай вони, входи быстрее, — просит отдыхающий житель комнаты.
— Привет, — улыбается посетитель, закрывая за собой дверь. У него мокрые волосы, через плечо перекинуто полотенце. — Как дела?
— Странно, — произносит рыжий мальчик задумчиво.
— Бывает. А у меня кое-что есть.
Учуяв что-то в заговорщицком тоне собеседника, наш герой вскакивает с кровати и оперативненько так изнутри запирает комнату на ключ.
Второй мальчик опускает на стол банку с огурцами с таким выражением лица, будто коронует герцога. Бутерброды с маслом, несколько луковичек, помидор один на двоих — люди счастливы. Пьют чай.
— Надо было сказать: «Меня зовут Рон Уизли. А тебя?», а не «Пока». И все было бы пучком, дубина, — терпеливо втолковывает другу такую премудрость хозяин огурцов.
Рон, Рон, Рон. Через девять дней бросит учёбу на архитектурном факультете. Спустя ещё полгода пополнит ряды студентов-кулинарников. Но пока что — тс-с-с... Секрет.
— Спасибо за совет, братишка-ловелас, — тем временем саркастически фыркает мистер Уизли. А потом: — Огурцы — это здорово. Где деньги взял?
— Заработал, — как-то сухо отбивает атаку его советчик.
— И как оно?
— Опять прогнали. Благо, хоть пять пенни сунули. А мне ведь новый сакс нужен, — вздыхает Гарри Поттер.
Так. На этой мажорной ноте пора нам уже, милые зрители, отчаливать от балкона общаги. В конце концов, наше время вот-вот истечёт, чары скоро перестанут действовать.
Ночь. Чёрная, густая и, наконец, прохладная.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
воскресенье, 05 апреля 2015
Название: "Огни"
Автор: Vassy
Рейтинг: R
Фандом: Гарри Поттер (англ. Harry Potter)
Персонажи: Гарри Поттер
Краткое содержание: Магическая Европа разделилась на два враждующих лагеря. Одна сторона - Светлая, за мир и равенство, в общем-то, сторона Дамблдора. Вторая - Пожиратели, Темный Лорд и все приспешники. Развернулась настоящая, жестокая, большая война. Эпицентр событий - Магическая Британия. Повествование ведется от лица Гарри, который служит в тылу наравне со взрослыми, ведь ему семнадцать, деваться некуда.
Завершен: да
От автора: 1. Внимательно читайте предупреждения!
2. Эта работа написана под впечатлениями от "веселого" реала.
3. Никогда не воевал автор, так что могут быть недочеты большие, очень большие и огромные.
4. Автор просто пытался ответить себе самому на ряд вопросов, он не всегда разделяет точку зрения персонажа, его взгляды на жизнь и смерть.
5. Не посягает автор на реалистичность, обоснуйность сюжета, а также на вхарактерность персонажей.
Предупреждения: AU, насилие, нецензурная лексика, мат, ООС, пытки, психоделика, джен, ангст, экшн, POV, смерть персонажа
Не копировать на другие ресурсы без разрешения автора!
Читать фанфик Мой первый труп. Я даже не сразу понял.
Холодной, вязкой волной накатил ужас, когда его тело выгнулось под странным углом, а глаза остекленели. Я упал на колени, подполз к нему и панически ощупал пульс. Его затылок был раздроблен, я заревел. Меня кто-то оттягивал, мои руки были в крови и я не мог понять, чьей. Я вырывался и стонал, выл. А потом стало тихо и спокойно. Я больше ничего не чувствовал, просто дрожал.
Сидел и размазывал вязкую красную жидкость по лицу, машина увозила нас. Было мало места, поэтому прямо на моих коленях лежал один солдат, остальные на полу и скамейке. Я слушал, как он плачет и гладил его по голове кровавыми руками. Я не знал ничего, просто дрожал и гладил солдата по голове. Он хныкал, как маленький ребенок, из-под вспотевших, красных век кося глаза на обрубок, который остался от его ноги. Колдомедик наложил повязку, меня вырвало на собственное плечо. Для очищающего заклинания не было сил.
Я не мог спать. Просто закрывал глаза, разглядывал разноцветные вспышки, снова открывал, но они закатывались и болели, так что я вновь возвращался к своим огням. Они выжжены на внутренней стороне моих век, они там навсегда, мои огни.
В лагерь возвратились через два дня, а мне казалось — вечность. Там трава не растет почти, все изрыто и вытоптано, ей нет места.
Я хочу домой, но не знаю, что им назвать. Жилище Дурслей? Или Хогвартс? Я просто хочу домой, мама.
Мне дают восстанавливающее и успокоительное, велят умыться. Я иду к реке и падаю лицом в воду. Рон вытягивает меня. Я ору на него, что у меня приказ, и лезу назад в реку. Она ледяная, вымораживающая душу и сердце, парализующая конечности, я хочу. Хочу туда, вдоль течения. Отпусти меня, Рон, скотина.
У нас много только сигарет. Я люблю сигареты, они просто прекрасные, они вытягивают, будто щипцами, всю мерзость, и она горит и осыпается пеплом вместе с отравой. Я люблю сухость, яд дыма. Я люблю его, мама, я просто без ума и хочу связать с ним всю… смерть? Я ненавижу это.
А потом смеюсь, как псих, потому что я давно псих, но мне не выпишут об этом справку, пока не закончится война. Так говорят Фред и Джордж. Их шутки больше не смешные, мам. Может, они просто перестали шутить?
Да, понял, понял. Это я один. Вот раньше это наш отряд был, наше войско, наша сторона. А теперь это я. Убил. Грохнул того Пожирателя, запустил в него заклинанием я, моя палочка, мои руки, кровь эта теперь моя и только. И я смеюсь, потому что все внезапно становится забавным.
Спрашиваю, что ж это за успокоительное такое было. Парни смотрят на меня очень мрачно. Я хочу нарисовать им улыбки, но мои руки больше не испачканы в красной жидкости. А жаль, было бы красиво.
Я ненавижу. Что ненавижу? Все, что взрывается, что падает на нас с неба, что поднимается из-под земли, что мы делаем. Моя ненависть лучится и переливается красным и черным, и я хочу проглотить все это и умереть от передозировки, но не могу, потому что я слабый. А еще псих, но никто не верит.
А потом меня вызывает капитан Муди. Дает пощечину и говорит, чтобы я не смел раскисать, потому что это предательство. А предательство оплачивается смертью.
Я утираю кровь с лица и говорю, что «Да, сэр. Этого больше не повторится, сэр».
Он говорит, что все мы убиваем. Что мы должны это делать, потому что должны выиграть войну, чтобы начался мир, чтобы он был, чтобы нашим детям было, где и как жить, чтобы они могли без боязни ходить по улицам. Я едва сдерживаю смех — у Муди нет детей.
А потом думаю: «Ведь у меня тоже». И понимаю, что не хочу. Не хочу, чтобы кто-то был сыном такого, как я. Я не хочу вспоминать обломки чужого черепа и содранные скальпы. Не хочу, мама!
Он говорит, я буду героем. Говорит, еще несколько недель продержаться, и нас отправят назад, подлечат. А я думаю: «Таких не лечат, дорогой капитан».
Наверное, я действительно глупый молокосос. Надо привыкнуть, моя рука окрепнет со временем. Больше практики, да?
Снег идет, а это весна. Вот ведь бред. Все эти пушистые снежинки, лаконичное серое небо.
Я не сплю ночью, дежурю на северной башне. Несколько патронусов выбегают из лесу около четырех часов утра. Я пускаю в воздух синие искры и провожаю их взглядом. Будто салют. Как на Рождество. Оно было бесцветным в этом году. Ха. Мы просто не смели выдать свои координаты яркими вспышками.
А потом меня заменяют на посту, вызывают в капитанскую палатку. Когда я прибываю, там уже собрались Рон, Билл, Невилл и Финниган.
Мы теперь — отряд разведчиков, потому что маленькие и быстрые, а еще послать больше некого. Нам выдают широкие маскировочные мантии-хамелеоны, легкое оружие, запасные палочки и капсулы с ядом. Последние — на случай плена, раскусить и проглотить.
Дождь. Теперь дождь. Болото скользит под ногами, мы перемещаемся слишком медленно. За каждым деревом мне чудятся Пожиратели, но нет. Я просто медленно съезжаю с катушек.
Примерно в восемь утра каким-то чудом непонятным мы выходим прямехонько к охранному барьеру врагов.
В последний момент отталкиваю Невилла лицом в грязь, иначе его бы убило разрядом. Сваливаюсь туда же, вместе с остальными. Впятером мы в считанные секунды отползаем к ближайшей роще. Только там позволяю себе снова дышать.
Они засекли у щита перемещение — вон, уже кто-то приближается. Трое. Даже маггловские автоматы есть.
Мы затихаем в своем укрытии, пытаемся не двигаться, чтобы плащи более качественно «слились» с окружающей средой. Руки трясутся, я не в силах остановить это. Мое любимое оружие — палочка, уже почти трещит под пальцами. Пожирательский отряд разделяется, под чьими-то сапогами совсем рядом хрустят мелкие веточки.
В какой-то момент все происходит слишком быстро. Билл (кажется, он) вскакивает на ноги и молниеносным рывком затягивает за наш куст Пожирателя. Тот успевает только приглушенно пискнуть, ему тут же давят на шею. Несколько заклинаний одновременно — оглушающее, связывающее и «Силенцио». Запасная мантия-хамелеон быстро укрывает обездвиженное тело.
Еще несколько секунд, и они обнаружат пропажу — это понимаем мы все.
Я шепчу, что отвлеку Пожирателей. Мои бы и рады на меня наорать, утащить за собой, но не смеют шуметь и чувствуют, что иначе никак.
Применяю к себе чары неслышимости. Они очень затратные, даже за пять секунд вытягивают силы физически ощутимо, а выбора нет, это даже весело.
Прокравшись на приличное расстояние от своего отряда, без особых раздумий воспламеняю несколько деревьев, бросаю еще одно «Экспульсо», отпрыгивая подальше.
И бегу. Сдираю в кровь руки, лицо, шею. Бегу так быстро, как это вообще возможно, уже чувствуя тупую боль в районе почек почему-то. Сердце даже не колотится, оно за мною попросту не успевает. Чувствую, что вот-вот, и я надорвусь. Надорву сердце, надорву мозг, надорву мышцы ног, сотру в дыры легкие и упаду замертво, залетев головою в какое-нибудь живописное дерево.
Вот забавно было бы. Мозг вытек бы так же, как у... моего первого трупа.
Шрам был бы навсегда сорван с буйной головушки. Мечты.
Где-то на расстоянии в полмили от вражеского лагеря из-за деревьев летит несколько заклинаний, я едва увертываюсь, поддавшись абсолютно животному инстинкту чертова самосохранения.
А потом все затихает. Кто-то совершенно неожиданно хватает меня за руку и, с силой дернув, крепко прижимает к себе, я вырываюсь, а он повторяет:
«Тише, это я, Рон. Успокойся, мужик, успокойся. Это Рон, твой друг».
Наконец, поняв, что не убивают и не оглушают, спокойно цежу сквозь зубы, чтобы меня отпустили. Рон исполняет.
Кровь во рту и на губах. Кажется, в легких тоже. Я не могу, не могу даже сидеть, слабак недоделанный. Просто рассматриваю полчаса листья над головой и думаю, что это такой милый земной Ад.
А потом ребята говорят, что мы не можем продолжать путь с пленником, он нас замедляет в три раза. Поднимаюсь, чтобы покачнуться и осесть на землю, когда Билл говорит, что его надо прикончить здесь. Да, надо, черт бы его побрал. Прямо в этом проклятом всеми духами лесу.
А Финниган начинает спорить, что мы не можем его просто убить, нам нужно дотащить ублюдка до лагеря, чтобы достать из него информацию.
Говорит, нас заавадят за проваленное задание, если ничего не принесем.
Мы решаем пытать Пожирателя здесь, затем прибить и побыстрее убраться. Его друзья уже наверняка прочесывают лес.
А он немного старше меня, но все равно мальчишка — двадцати нет. Кажется, он когда-то в Хогвартсе учился. Ой, мам, я тоже, походу, просиживал штаны в той сказке, прикинь?
Первое «Круцио» он переживает молча только потому, что я наложил «Силенцио». Я никогда раньше не видел пыток, зеленый еще. И уж тем более не пытал. Во всяком случае, не так.
Когда у него начинает идти кровь из носа, я отворачиваюсь. Он пытается вырваться из пут. Билл, сломав Пожирателю руку, резко отходит за ближайшее дерево, закуривает сигареты одну за другой, не может остановиться.
Мы сидим, пытаясь не смотреть на скорчившееся тело врага, не слышать его стоны. Время. Мы теряем время. Билл продолжает затягиваться, сползая по стволу дерева, никто не смеет попросить его… продолжить, Бог мой.
Я сталкиваюсь с мыслью, что уже потерян. Потерян для Света, для Тьмы, для себя, для будущего. А если еще не до конца, то как раз пора прервать мучительную агонию борьбы с ужасом. Просто отдаться в его холодные волны, наглотаться его дурмана, надругаться над собой. А потом и в петлю можно, чего уж там.
Мы — Свет. Мы — Спасение. Мы — Отряд Правды. Мы несем Мир.
Он извивается, трясется, дергается, абсолютно неестественно изгибается. И я не знаю, когда начал так легко применять темную магию, но она у меня внезапно мощная. Пот струится по лбу, собираясь каплями на подбородке. Я надавливаю на его треснутую грудную клетку коленом, шиплю: «Что говорят в лагере, падла?».
Он выпускает сквозь зубы кровавую пену и стон.
Почему этому идиоту не выдали капсулы смерти? Почему он до сих пор барахтается, сволочь? Почему я должен это делать, мама? Имею ли право обращаться к тебе теперь? Имел ли право раньше?
Я задаю ему еще один вопрос, но ничего, кроме очередного стона, не добиваюсь. Внутри меня будто что-то переклинивает, щелкает, переворачивается. Я выхватываю из халявы широкий нож, приставляю кончик аккурат над переносицей врага. А перед глазами — наши убитые, наши любимые, наши окровавленные, искалеченные, солдат из грузовика с обрубком вместо ноги…
Я чуть надавливаю на рукоятку, кровавое пятнышко разрастается вокруг лезвия, сбегая гранатовой каплей к широко распахнутому глазу с полопавшимися сосудами.
Оттягивают, крепко-накрепко держат, а я даже не сопротивляюсь. Убейте меня кто-нибудь, братцы.
Отводят подальше, опускают на лесное одеяло из листьев, разворачивая в другую сторону. Чтобы не видел. Невилл взмахивает палочкой, и я больше не слышу хриплых воплей Пожирателя, к которому возвратился Билл.
Под нос суют зажженную сигарету, захватываю ее дрожащими, ледяными губами. Не могу закрыть глаза — начинает тошнить, я вижу огни и кровь, нож в своей руке, поломанное тело. Не могу, мам. Можно, я буду тихонько говорить к тебе отсюда, из тьмы? Просто если перестану — окончательно сорвусь в пропасть, это точно.
Замираю с широко распахнутыми глазами, когда все вокруг на мгновение озаряется прекрасным, чистым изумрудным цветом.
Тело решают спалить. Но я встаю, подхожу к измученному трупу и шепотом насылаю на него заклинания. Одно за другим, заклятие свежести, отпугивания животных и растений окутывают останки врага, вытягивая из меня последние капельки теплой, светлой магии, она покалывает на кончиках пальцев и исчезает слабыми волнами в воздухе.
Ребята смотрят на меня обескураженно.
Я тихо-тихо сиплю, что, может, похоронят его, если найдут на этой неделе.
Биллу и Финнигану не нравится моя больная идея, но они почему-то не выступают против. Просто косятся неодобрительно в мою сторону.
Потом полторы мили, словно горные козлы, перескакиваем с камня на камень вдоль тонкого ручья, чтобы не оставлять следов.
А на опушке леса нас ждет патруль Пожирателей на метлах, их четверо.
Невилл и Рон держат щиты, пока мы с Биллом и Финниганом пытаемся подорвать, спалить и просто заавадить летающих в небесной черноте магов.
На их стороне такое огромное преимущество, что Рон спустя какую-то минуту падает, схватившись за подожженную руку, пытаясь потушить ее об землю. Наши щиты потихоньку испаряются, заклинания так и бьют со всех сторон. Я ору «Протего Максима», но почти ничего не происходит, меня отбрасывает на землю, я чувствую и вижу свою кровь. Интересно, откуда она, такая красивая, вытекает?
Кто-то все-таки умудряется снова поднять какой-никакой щит, я улыбаюсь, смотря на блестящую оболочку, она переливается в воздухе. А еще она больше не такая серебристая, как если бы заклинание наложил невинный школьник. О, нет, вы только посмотрите на красные разводы вон там, а там щит прямо чернеет, отображая дыру в душе хозяина магии, потому что иначе нельзя.
Надорванная ниточка между мной и этим миром утончается, вытирается в сладкую пыль. Я почти счастлив, мам.
А потом становится тихо. Последнее, что я вижу, кроме кровищи — лицо Люпина. Почему он здесь? Тоже умер уже?..
Молочно-белый. Бело-молочный. Молоко. Снег. Это последняя черта, да? Я знаю, мне вниз. Давайте скорее тогда, хоть не дразните своей молочно-белой чистотой.
Надо мной склоняется лицо девушки. На голове у нее милый чепчик с красным крестиком, под глазами черно-серые тени, а губы хранят мягкую полуулыбку.
Она говорит, что, вот, очнулся, голубчик, значит, теперь точно вытянем.
Я улыбаюсь ей в ответ, но что-то не слишком получается. Кажется, мешают повязки, они тугие. А, к черту, какие повязки на том свете? Или меня решили обезопасить яко буйного, прежде чем сбросить в преисподнюю?
А спустя три дня бинты снимают. Я впервые за несколько месяцев смотрю на себя в зеркало. На себя, мама? Это не я, не могу быть я. Это. Не. Я.
Мои глаза больше не блестят, они потухли, они видели смерть и пытку. Мои губы больше не мягкие, не розовые, не юношеские, они прокляли. Мои щеки больше не белые и не гладкие, они покрыты уродливыми рубцами. Только шрам остался такой же. И я не хочу больше видеть, зеркало трескается, искажая мое отражение, разрывая и уничтожая.
Рон давно выписан, его рука почти зажила. Только следы останутся. Но на ком они не останутся, мам?
Сам Дамблдор выступает перед колонной. Говорит, что это решающий бой. Что сейчас мы должны помочь левому флангу. И что, по данным разведки, именно там сосредоточенны главные силы противника. Благодаря многим героям этой войны, наше прибытие будет сюрпризом для Пожирателей. Возможно, битва станет ответом на вопрос, кто же победит. Ради детей, говорит он, и мы трансгрессируем все одновременно, расплываемся в пустоту черными тенями, чтобы появиться среди огня.
Да, поле. Оно горит, хотя гореть уже нечему. Далеко впереди видны вспышки, слышны взрывы и выстрелы, там идет ожесточенная борьба.
И мы бежим, летим, несемся. Чувствую, как магия толпы поднимает меня над сожженной землей, мне почти не надо касаться ее ногами.
Как много. Тысячи людей, десятки тысяч, убивают друг друга, и не видно конца этой бойне и края не видно, потому что это вечность. Вечность крови и криков.
Я уже даже не разбираю, в кого же летят мои зеленые лучи. Маги валятся один на другого, каждая вспышка сражает сразу нескольких. Я чувствую, что правая рука безвольно повисает вдоль туловища. Левой тянусь за второй палочкой, едва успеваю отбить свою смерть.
В спину, между лопатками, как копье вонзили. Может, крылья прорезаются, думаю лихорадочно.
Взрывы пошли. Это летят на метлах, забрасывают.
Когда светящийся золотой шар зависает прямо над моей головой, я делаю нечеловеческий прыжок, сбиваю кого-то с ног, зарываюсь лицом в черную, как смола, землю. Взрывная волна оглушает, стирает ощущение реальности.
Мою шею, мою голову кропит горячей влагой. Это кто-то не успел. Мать твою, не успел, сука, отпрыгнуть.
Я разворачиваюсь и посылаю свою ненависть на пролетающего в черном, воспламененном небе Пожирателя. Он вспыхивает, как бенгальский огонек, начинает падать по спирали, потом отделяется от метлы и летит головой вниз, пригвождает к земле нескольких людей. Я ничего не вижу, ничего не слышу. Хватаю древко упавшей рядом метлы, отталкиваюсь от почвы. Что-то ударяет меня по голове, кровь щедро струится вдоль шеи, в ушах звон.
Я уже лечу, поднимаюсь все выше и выше. За мной мчатся заклинания, я выставляю щит, в воздухе мне легче колдовать.
Влетаю в тучу дыма. Слезы текут по лицу градом, в голове что-то опасно щелкает. Но вылетать нельзя — убьют.
Что делать? Что же делать? Что я могу сделать? Как помочь? Не улететь же? Или… улететь?.. Навсегда. Несколько миль к югу — а там уже море. Если лететь несколько дней, пускай даже неделю, можно оказаться во Франции, там содрать, наконец, чертов шрам, назваться обычным беженцем. А дальше — куда угодно, никто не найдет, никто сейчас не будет искать. Главное — выбраться живым, да?
Вот только нет. Не смогу, мама. Ты бы хотела, чтобы сын предал? Не смогу, мам, я слишком больной.
Спускаюсь ниже, здесь дым уже не такой густой, я могу видеть происходящее внизу.
Мои заклинания сбрасывают с метел чертовых Пожирателей, одного за другим. Пытаюсь не думать о том, что ждет их в конце полета.
Вот и плечо правое уже немеет потихоньку. Ноги. Я не хочу смотреть, что с ними.
Что еще? Где сторона врагов? Где-то там должно быть что-нибудь важное. Я лечу так быстро, как это позволяет метла. Ох, как трещит под пальцами древко. Щепки начинают отскакивать.
Палатка командования, не иначе. Наверняка, защищенная. Но все же.
Я тянусь за гранатами. Первая взрывается, врезавшись в пустоту на расстоянии пятнадцати метров от земли, в воздухе проявляются очертания щита, походящего на гигантский мыльный пузырь.
Срываю кольцо со второй гранаты, она тоже малоэффективна, но щит уже продырявлен.
И я не думаю, мама. Просто бросаюсь вниз, почти вертикально выставив рукоятку метлы. Дыра в барьере как раз достаточная, чтобы я пролетел.
Ору «Экспульсо Максима». Поворачиваю метлу вверх, вон отсюда.
Метла горит. Мантия горит. Мои волосы горят. Я весь горю. Я кричу. Я лечу вверх и кричу, ору, как ненормальный, хотя голоса уже нет.
Взрывные огненные грибы начинают спадать, превращаясь в обычный пожар, а я все лечу, несусь вверх. Может, там конец? Может, пора? К тебе, мама.
Я весь боль. Я весь тьма. Я — просто щепка, вылетевшая из древка метлы. Я — кусок мяса. Я — тень. Я — мрак. И меня больше нет.
А потом щелчок, и я зависаю на мгновение в воздухе. В следующий миг начинаю падать. Плавно, тихо, не спеша, солнце вижу — оно есть, только за облаками спрятано. Все больше дыма. Я ближе к земле.
На меня смотрят. Провожают взглядами. Я отделяюсь от своего бренного тела, я созерцаю сожженный мир. Я падаю и радуюсь, что вот он, мой конец.
Но снова снег. Теперь без молока. Мой снег, мне достается только снег. А он ведь обязательно растает, как только чуть потеплеет.
Сначала я не чувствую ничего. Просто смотрю на свой снег и проклинаю. Проклинаю, как умею, хотя слова против меня, они покинули меня сейчас.
А потом приползают боли. И воспоминания. И огни, выжженные на внутренней стороне век.
Я начинаю ходить. Учусь заново. Не помню, как учился ходить у Дурслей. Наверняка, это было довольно печальным зрелищем. Как же выглядит сейчас?
Мне помогают, меня возят в инвалидном кресле. Меня бреют, моют, кормят, я немного овощ, извини, мам.
Убеждают, что я должен говорить. Я привык, что должен всем и всегда, поэтому понемногу расшевеливаю язык. Но я ненавижу звучать. Лучше свернусь где-нибудь калачиком, как кот, буду сидеть тихо, как мышь, буду есть мало, как птичка.
Нельзя. Я человек военный, сильный и вообще мужчина, так что меня выписывают спустя несколько недель.
И приходит она. Она, моя радость. Улыбка моей судьбы. Она, моя девочка, моя маленькая, моя взрослая, моя кареглазая, мой друг. Ее лицо печальное и радостное, ее руки теплые и заботливые.
Она женщина, она умная. Она уже не ребенок, ей уже тоже нельзя давать слабину. Она уже тоже не может быть малышкой. Но хранит лучи нашего детства в сердце.
Целую ее руки. А она помогает мне идти, поддерживает, я благодарен.
И я снова начинаю спотыкаться, когда мы приходим на кладбище.
Опускаюсь на колени перед его надгробьем, перед его могилой. И протягиваю пальцы, чтобы стереть с холодного камня слова «Рональд Биллиус Уизли». А они остаются.
И я плачу.
А потом мне присылают красивое приглашение в красивом конверте, которое приносит красивая сова. И я прихожу на церемонию награждения. Гермиона идет со мной, потому что без нее я теряюсь в этом мире.
И там все очень красиво. Женщины и дети, дети «ради которых», все в милых платьицах и праздничных мантиях. Всюду украшения, гербы и знамена. И министр говорит невозможно долго и, опять же, красиво.
Называют мое имя. Прихрамывая едва заметно, я выхожу на сцену. Меня еще в жизни так не хвалили, спасибо. Мне очень странно, я молчу, все глазеют на испещренное шрамами лицо юного героя, я будто не он, я — только тень.
Открывается коробочка, а там, на синем бархате, золотая звезда с множеством лучей. Она блестит так уверенно и героически.
И сам министр прицепляет орден к моей мантии.
А я закрываю глаза и вижу огни.
Просто понимаю: звезду я могу потерять, продать, уничтожить, переплавить, выбросить, сломать.
Но огни… огни со мной навсегда.
Автор: Vassy
Рейтинг: R
Фандом: Гарри Поттер (англ. Harry Potter)
Персонажи: Гарри Поттер
Краткое содержание: Магическая Европа разделилась на два враждующих лагеря. Одна сторона - Светлая, за мир и равенство, в общем-то, сторона Дамблдора. Вторая - Пожиратели, Темный Лорд и все приспешники. Развернулась настоящая, жестокая, большая война. Эпицентр событий - Магическая Британия. Повествование ведется от лица Гарри, который служит в тылу наравне со взрослыми, ведь ему семнадцать, деваться некуда.
Завершен: да
От автора: 1. Внимательно читайте предупреждения!
2. Эта работа написана под впечатлениями от "веселого" реала.
3. Никогда не воевал автор, так что могут быть недочеты большие, очень большие и огромные.
4. Автор просто пытался ответить себе самому на ряд вопросов, он не всегда разделяет точку зрения персонажа, его взгляды на жизнь и смерть.
5. Не посягает автор на реалистичность, обоснуйность сюжета, а также на вхарактерность персонажей.
Предупреждения: AU, насилие, нецензурная лексика, мат, ООС, пытки, психоделика, джен, ангст, экшн, POV, смерть персонажа
Не копировать на другие ресурсы без разрешения автора!
Читать фанфик Мой первый труп. Я даже не сразу понял.
Холодной, вязкой волной накатил ужас, когда его тело выгнулось под странным углом, а глаза остекленели. Я упал на колени, подполз к нему и панически ощупал пульс. Его затылок был раздроблен, я заревел. Меня кто-то оттягивал, мои руки были в крови и я не мог понять, чьей. Я вырывался и стонал, выл. А потом стало тихо и спокойно. Я больше ничего не чувствовал, просто дрожал.
Сидел и размазывал вязкую красную жидкость по лицу, машина увозила нас. Было мало места, поэтому прямо на моих коленях лежал один солдат, остальные на полу и скамейке. Я слушал, как он плачет и гладил его по голове кровавыми руками. Я не знал ничего, просто дрожал и гладил солдата по голове. Он хныкал, как маленький ребенок, из-под вспотевших, красных век кося глаза на обрубок, который остался от его ноги. Колдомедик наложил повязку, меня вырвало на собственное плечо. Для очищающего заклинания не было сил.
Я не мог спать. Просто закрывал глаза, разглядывал разноцветные вспышки, снова открывал, но они закатывались и болели, так что я вновь возвращался к своим огням. Они выжжены на внутренней стороне моих век, они там навсегда, мои огни.
В лагерь возвратились через два дня, а мне казалось — вечность. Там трава не растет почти, все изрыто и вытоптано, ей нет места.
Я хочу домой, но не знаю, что им назвать. Жилище Дурслей? Или Хогвартс? Я просто хочу домой, мама.
Мне дают восстанавливающее и успокоительное, велят умыться. Я иду к реке и падаю лицом в воду. Рон вытягивает меня. Я ору на него, что у меня приказ, и лезу назад в реку. Она ледяная, вымораживающая душу и сердце, парализующая конечности, я хочу. Хочу туда, вдоль течения. Отпусти меня, Рон, скотина.
У нас много только сигарет. Я люблю сигареты, они просто прекрасные, они вытягивают, будто щипцами, всю мерзость, и она горит и осыпается пеплом вместе с отравой. Я люблю сухость, яд дыма. Я люблю его, мама, я просто без ума и хочу связать с ним всю… смерть? Я ненавижу это.
А потом смеюсь, как псих, потому что я давно псих, но мне не выпишут об этом справку, пока не закончится война. Так говорят Фред и Джордж. Их шутки больше не смешные, мам. Может, они просто перестали шутить?
Да, понял, понял. Это я один. Вот раньше это наш отряд был, наше войско, наша сторона. А теперь это я. Убил. Грохнул того Пожирателя, запустил в него заклинанием я, моя палочка, мои руки, кровь эта теперь моя и только. И я смеюсь, потому что все внезапно становится забавным.
Спрашиваю, что ж это за успокоительное такое было. Парни смотрят на меня очень мрачно. Я хочу нарисовать им улыбки, но мои руки больше не испачканы в красной жидкости. А жаль, было бы красиво.
Я ненавижу. Что ненавижу? Все, что взрывается, что падает на нас с неба, что поднимается из-под земли, что мы делаем. Моя ненависть лучится и переливается красным и черным, и я хочу проглотить все это и умереть от передозировки, но не могу, потому что я слабый. А еще псих, но никто не верит.
А потом меня вызывает капитан Муди. Дает пощечину и говорит, чтобы я не смел раскисать, потому что это предательство. А предательство оплачивается смертью.
Я утираю кровь с лица и говорю, что «Да, сэр. Этого больше не повторится, сэр».
Он говорит, что все мы убиваем. Что мы должны это делать, потому что должны выиграть войну, чтобы начался мир, чтобы он был, чтобы нашим детям было, где и как жить, чтобы они могли без боязни ходить по улицам. Я едва сдерживаю смех — у Муди нет детей.
А потом думаю: «Ведь у меня тоже». И понимаю, что не хочу. Не хочу, чтобы кто-то был сыном такого, как я. Я не хочу вспоминать обломки чужого черепа и содранные скальпы. Не хочу, мама!
Он говорит, я буду героем. Говорит, еще несколько недель продержаться, и нас отправят назад, подлечат. А я думаю: «Таких не лечат, дорогой капитан».
Наверное, я действительно глупый молокосос. Надо привыкнуть, моя рука окрепнет со временем. Больше практики, да?
Снег идет, а это весна. Вот ведь бред. Все эти пушистые снежинки, лаконичное серое небо.
Я не сплю ночью, дежурю на северной башне. Несколько патронусов выбегают из лесу около четырех часов утра. Я пускаю в воздух синие искры и провожаю их взглядом. Будто салют. Как на Рождество. Оно было бесцветным в этом году. Ха. Мы просто не смели выдать свои координаты яркими вспышками.
А потом меня заменяют на посту, вызывают в капитанскую палатку. Когда я прибываю, там уже собрались Рон, Билл, Невилл и Финниган.
Мы теперь — отряд разведчиков, потому что маленькие и быстрые, а еще послать больше некого. Нам выдают широкие маскировочные мантии-хамелеоны, легкое оружие, запасные палочки и капсулы с ядом. Последние — на случай плена, раскусить и проглотить.
Дождь. Теперь дождь. Болото скользит под ногами, мы перемещаемся слишком медленно. За каждым деревом мне чудятся Пожиратели, но нет. Я просто медленно съезжаю с катушек.
Примерно в восемь утра каким-то чудом непонятным мы выходим прямехонько к охранному барьеру врагов.
В последний момент отталкиваю Невилла лицом в грязь, иначе его бы убило разрядом. Сваливаюсь туда же, вместе с остальными. Впятером мы в считанные секунды отползаем к ближайшей роще. Только там позволяю себе снова дышать.
Они засекли у щита перемещение — вон, уже кто-то приближается. Трое. Даже маггловские автоматы есть.
Мы затихаем в своем укрытии, пытаемся не двигаться, чтобы плащи более качественно «слились» с окружающей средой. Руки трясутся, я не в силах остановить это. Мое любимое оружие — палочка, уже почти трещит под пальцами. Пожирательский отряд разделяется, под чьими-то сапогами совсем рядом хрустят мелкие веточки.
В какой-то момент все происходит слишком быстро. Билл (кажется, он) вскакивает на ноги и молниеносным рывком затягивает за наш куст Пожирателя. Тот успевает только приглушенно пискнуть, ему тут же давят на шею. Несколько заклинаний одновременно — оглушающее, связывающее и «Силенцио». Запасная мантия-хамелеон быстро укрывает обездвиженное тело.
Еще несколько секунд, и они обнаружат пропажу — это понимаем мы все.
Я шепчу, что отвлеку Пожирателей. Мои бы и рады на меня наорать, утащить за собой, но не смеют шуметь и чувствуют, что иначе никак.
Применяю к себе чары неслышимости. Они очень затратные, даже за пять секунд вытягивают силы физически ощутимо, а выбора нет, это даже весело.
Прокравшись на приличное расстояние от своего отряда, без особых раздумий воспламеняю несколько деревьев, бросаю еще одно «Экспульсо», отпрыгивая подальше.
И бегу. Сдираю в кровь руки, лицо, шею. Бегу так быстро, как это вообще возможно, уже чувствуя тупую боль в районе почек почему-то. Сердце даже не колотится, оно за мною попросту не успевает. Чувствую, что вот-вот, и я надорвусь. Надорву сердце, надорву мозг, надорву мышцы ног, сотру в дыры легкие и упаду замертво, залетев головою в какое-нибудь живописное дерево.
Вот забавно было бы. Мозг вытек бы так же, как у... моего первого трупа.
Шрам был бы навсегда сорван с буйной головушки. Мечты.
Где-то на расстоянии в полмили от вражеского лагеря из-за деревьев летит несколько заклинаний, я едва увертываюсь, поддавшись абсолютно животному инстинкту чертова самосохранения.
А потом все затихает. Кто-то совершенно неожиданно хватает меня за руку и, с силой дернув, крепко прижимает к себе, я вырываюсь, а он повторяет:
«Тише, это я, Рон. Успокойся, мужик, успокойся. Это Рон, твой друг».
Наконец, поняв, что не убивают и не оглушают, спокойно цежу сквозь зубы, чтобы меня отпустили. Рон исполняет.
Кровь во рту и на губах. Кажется, в легких тоже. Я не могу, не могу даже сидеть, слабак недоделанный. Просто рассматриваю полчаса листья над головой и думаю, что это такой милый земной Ад.
А потом ребята говорят, что мы не можем продолжать путь с пленником, он нас замедляет в три раза. Поднимаюсь, чтобы покачнуться и осесть на землю, когда Билл говорит, что его надо прикончить здесь. Да, надо, черт бы его побрал. Прямо в этом проклятом всеми духами лесу.
А Финниган начинает спорить, что мы не можем его просто убить, нам нужно дотащить ублюдка до лагеря, чтобы достать из него информацию.
Говорит, нас заавадят за проваленное задание, если ничего не принесем.
Мы решаем пытать Пожирателя здесь, затем прибить и побыстрее убраться. Его друзья уже наверняка прочесывают лес.
А он немного старше меня, но все равно мальчишка — двадцати нет. Кажется, он когда-то в Хогвартсе учился. Ой, мам, я тоже, походу, просиживал штаны в той сказке, прикинь?
Первое «Круцио» он переживает молча только потому, что я наложил «Силенцио». Я никогда раньше не видел пыток, зеленый еще. И уж тем более не пытал. Во всяком случае, не так.
Когда у него начинает идти кровь из носа, я отворачиваюсь. Он пытается вырваться из пут. Билл, сломав Пожирателю руку, резко отходит за ближайшее дерево, закуривает сигареты одну за другой, не может остановиться.
Мы сидим, пытаясь не смотреть на скорчившееся тело врага, не слышать его стоны. Время. Мы теряем время. Билл продолжает затягиваться, сползая по стволу дерева, никто не смеет попросить его… продолжить, Бог мой.
Я сталкиваюсь с мыслью, что уже потерян. Потерян для Света, для Тьмы, для себя, для будущего. А если еще не до конца, то как раз пора прервать мучительную агонию борьбы с ужасом. Просто отдаться в его холодные волны, наглотаться его дурмана, надругаться над собой. А потом и в петлю можно, чего уж там.
Мы — Свет. Мы — Спасение. Мы — Отряд Правды. Мы несем Мир.
Он извивается, трясется, дергается, абсолютно неестественно изгибается. И я не знаю, когда начал так легко применять темную магию, но она у меня внезапно мощная. Пот струится по лбу, собираясь каплями на подбородке. Я надавливаю на его треснутую грудную клетку коленом, шиплю: «Что говорят в лагере, падла?».
Он выпускает сквозь зубы кровавую пену и стон.
Почему этому идиоту не выдали капсулы смерти? Почему он до сих пор барахтается, сволочь? Почему я должен это делать, мама? Имею ли право обращаться к тебе теперь? Имел ли право раньше?
Я задаю ему еще один вопрос, но ничего, кроме очередного стона, не добиваюсь. Внутри меня будто что-то переклинивает, щелкает, переворачивается. Я выхватываю из халявы широкий нож, приставляю кончик аккурат над переносицей врага. А перед глазами — наши убитые, наши любимые, наши окровавленные, искалеченные, солдат из грузовика с обрубком вместо ноги…
Я чуть надавливаю на рукоятку, кровавое пятнышко разрастается вокруг лезвия, сбегая гранатовой каплей к широко распахнутому глазу с полопавшимися сосудами.
Оттягивают, крепко-накрепко держат, а я даже не сопротивляюсь. Убейте меня кто-нибудь, братцы.
Отводят подальше, опускают на лесное одеяло из листьев, разворачивая в другую сторону. Чтобы не видел. Невилл взмахивает палочкой, и я больше не слышу хриплых воплей Пожирателя, к которому возвратился Билл.
Под нос суют зажженную сигарету, захватываю ее дрожащими, ледяными губами. Не могу закрыть глаза — начинает тошнить, я вижу огни и кровь, нож в своей руке, поломанное тело. Не могу, мам. Можно, я буду тихонько говорить к тебе отсюда, из тьмы? Просто если перестану — окончательно сорвусь в пропасть, это точно.
Замираю с широко распахнутыми глазами, когда все вокруг на мгновение озаряется прекрасным, чистым изумрудным цветом.
Тело решают спалить. Но я встаю, подхожу к измученному трупу и шепотом насылаю на него заклинания. Одно за другим, заклятие свежести, отпугивания животных и растений окутывают останки врага, вытягивая из меня последние капельки теплой, светлой магии, она покалывает на кончиках пальцев и исчезает слабыми волнами в воздухе.
Ребята смотрят на меня обескураженно.
Я тихо-тихо сиплю, что, может, похоронят его, если найдут на этой неделе.
Биллу и Финнигану не нравится моя больная идея, но они почему-то не выступают против. Просто косятся неодобрительно в мою сторону.
Потом полторы мили, словно горные козлы, перескакиваем с камня на камень вдоль тонкого ручья, чтобы не оставлять следов.
А на опушке леса нас ждет патруль Пожирателей на метлах, их четверо.
Невилл и Рон держат щиты, пока мы с Биллом и Финниганом пытаемся подорвать, спалить и просто заавадить летающих в небесной черноте магов.
На их стороне такое огромное преимущество, что Рон спустя какую-то минуту падает, схватившись за подожженную руку, пытаясь потушить ее об землю. Наши щиты потихоньку испаряются, заклинания так и бьют со всех сторон. Я ору «Протего Максима», но почти ничего не происходит, меня отбрасывает на землю, я чувствую и вижу свою кровь. Интересно, откуда она, такая красивая, вытекает?
Кто-то все-таки умудряется снова поднять какой-никакой щит, я улыбаюсь, смотря на блестящую оболочку, она переливается в воздухе. А еще она больше не такая серебристая, как если бы заклинание наложил невинный школьник. О, нет, вы только посмотрите на красные разводы вон там, а там щит прямо чернеет, отображая дыру в душе хозяина магии, потому что иначе нельзя.
Надорванная ниточка между мной и этим миром утончается, вытирается в сладкую пыль. Я почти счастлив, мам.
А потом становится тихо. Последнее, что я вижу, кроме кровищи — лицо Люпина. Почему он здесь? Тоже умер уже?..
Молочно-белый. Бело-молочный. Молоко. Снег. Это последняя черта, да? Я знаю, мне вниз. Давайте скорее тогда, хоть не дразните своей молочно-белой чистотой.
Надо мной склоняется лицо девушки. На голове у нее милый чепчик с красным крестиком, под глазами черно-серые тени, а губы хранят мягкую полуулыбку.
Она говорит, что, вот, очнулся, голубчик, значит, теперь точно вытянем.
Я улыбаюсь ей в ответ, но что-то не слишком получается. Кажется, мешают повязки, они тугие. А, к черту, какие повязки на том свете? Или меня решили обезопасить яко буйного, прежде чем сбросить в преисподнюю?
А спустя три дня бинты снимают. Я впервые за несколько месяцев смотрю на себя в зеркало. На себя, мама? Это не я, не могу быть я. Это. Не. Я.
Мои глаза больше не блестят, они потухли, они видели смерть и пытку. Мои губы больше не мягкие, не розовые, не юношеские, они прокляли. Мои щеки больше не белые и не гладкие, они покрыты уродливыми рубцами. Только шрам остался такой же. И я не хочу больше видеть, зеркало трескается, искажая мое отражение, разрывая и уничтожая.
Рон давно выписан, его рука почти зажила. Только следы останутся. Но на ком они не останутся, мам?
Сам Дамблдор выступает перед колонной. Говорит, что это решающий бой. Что сейчас мы должны помочь левому флангу. И что, по данным разведки, именно там сосредоточенны главные силы противника. Благодаря многим героям этой войны, наше прибытие будет сюрпризом для Пожирателей. Возможно, битва станет ответом на вопрос, кто же победит. Ради детей, говорит он, и мы трансгрессируем все одновременно, расплываемся в пустоту черными тенями, чтобы появиться среди огня.
Да, поле. Оно горит, хотя гореть уже нечему. Далеко впереди видны вспышки, слышны взрывы и выстрелы, там идет ожесточенная борьба.
И мы бежим, летим, несемся. Чувствую, как магия толпы поднимает меня над сожженной землей, мне почти не надо касаться ее ногами.
Как много. Тысячи людей, десятки тысяч, убивают друг друга, и не видно конца этой бойне и края не видно, потому что это вечность. Вечность крови и криков.
Я уже даже не разбираю, в кого же летят мои зеленые лучи. Маги валятся один на другого, каждая вспышка сражает сразу нескольких. Я чувствую, что правая рука безвольно повисает вдоль туловища. Левой тянусь за второй палочкой, едва успеваю отбить свою смерть.
В спину, между лопатками, как копье вонзили. Может, крылья прорезаются, думаю лихорадочно.
Взрывы пошли. Это летят на метлах, забрасывают.
Когда светящийся золотой шар зависает прямо над моей головой, я делаю нечеловеческий прыжок, сбиваю кого-то с ног, зарываюсь лицом в черную, как смола, землю. Взрывная волна оглушает, стирает ощущение реальности.
Мою шею, мою голову кропит горячей влагой. Это кто-то не успел. Мать твою, не успел, сука, отпрыгнуть.
Я разворачиваюсь и посылаю свою ненависть на пролетающего в черном, воспламененном небе Пожирателя. Он вспыхивает, как бенгальский огонек, начинает падать по спирали, потом отделяется от метлы и летит головой вниз, пригвождает к земле нескольких людей. Я ничего не вижу, ничего не слышу. Хватаю древко упавшей рядом метлы, отталкиваюсь от почвы. Что-то ударяет меня по голове, кровь щедро струится вдоль шеи, в ушах звон.
Я уже лечу, поднимаюсь все выше и выше. За мной мчатся заклинания, я выставляю щит, в воздухе мне легче колдовать.
Влетаю в тучу дыма. Слезы текут по лицу градом, в голове что-то опасно щелкает. Но вылетать нельзя — убьют.
Что делать? Что же делать? Что я могу сделать? Как помочь? Не улететь же? Или… улететь?.. Навсегда. Несколько миль к югу — а там уже море. Если лететь несколько дней, пускай даже неделю, можно оказаться во Франции, там содрать, наконец, чертов шрам, назваться обычным беженцем. А дальше — куда угодно, никто не найдет, никто сейчас не будет искать. Главное — выбраться живым, да?
Вот только нет. Не смогу, мама. Ты бы хотела, чтобы сын предал? Не смогу, мам, я слишком больной.
Спускаюсь ниже, здесь дым уже не такой густой, я могу видеть происходящее внизу.
Мои заклинания сбрасывают с метел чертовых Пожирателей, одного за другим. Пытаюсь не думать о том, что ждет их в конце полета.
Вот и плечо правое уже немеет потихоньку. Ноги. Я не хочу смотреть, что с ними.
Что еще? Где сторона врагов? Где-то там должно быть что-нибудь важное. Я лечу так быстро, как это позволяет метла. Ох, как трещит под пальцами древко. Щепки начинают отскакивать.
Палатка командования, не иначе. Наверняка, защищенная. Но все же.
Я тянусь за гранатами. Первая взрывается, врезавшись в пустоту на расстоянии пятнадцати метров от земли, в воздухе проявляются очертания щита, походящего на гигантский мыльный пузырь.
Срываю кольцо со второй гранаты, она тоже малоэффективна, но щит уже продырявлен.
И я не думаю, мама. Просто бросаюсь вниз, почти вертикально выставив рукоятку метлы. Дыра в барьере как раз достаточная, чтобы я пролетел.
Ору «Экспульсо Максима». Поворачиваю метлу вверх, вон отсюда.
Метла горит. Мантия горит. Мои волосы горят. Я весь горю. Я кричу. Я лечу вверх и кричу, ору, как ненормальный, хотя голоса уже нет.
Взрывные огненные грибы начинают спадать, превращаясь в обычный пожар, а я все лечу, несусь вверх. Может, там конец? Может, пора? К тебе, мама.
Я весь боль. Я весь тьма. Я — просто щепка, вылетевшая из древка метлы. Я — кусок мяса. Я — тень. Я — мрак. И меня больше нет.
А потом щелчок, и я зависаю на мгновение в воздухе. В следующий миг начинаю падать. Плавно, тихо, не спеша, солнце вижу — оно есть, только за облаками спрятано. Все больше дыма. Я ближе к земле.
На меня смотрят. Провожают взглядами. Я отделяюсь от своего бренного тела, я созерцаю сожженный мир. Я падаю и радуюсь, что вот он, мой конец.
Но снова снег. Теперь без молока. Мой снег, мне достается только снег. А он ведь обязательно растает, как только чуть потеплеет.
Сначала я не чувствую ничего. Просто смотрю на свой снег и проклинаю. Проклинаю, как умею, хотя слова против меня, они покинули меня сейчас.
А потом приползают боли. И воспоминания. И огни, выжженные на внутренней стороне век.
Я начинаю ходить. Учусь заново. Не помню, как учился ходить у Дурслей. Наверняка, это было довольно печальным зрелищем. Как же выглядит сейчас?
Мне помогают, меня возят в инвалидном кресле. Меня бреют, моют, кормят, я немного овощ, извини, мам.
Убеждают, что я должен говорить. Я привык, что должен всем и всегда, поэтому понемногу расшевеливаю язык. Но я ненавижу звучать. Лучше свернусь где-нибудь калачиком, как кот, буду сидеть тихо, как мышь, буду есть мало, как птичка.
Нельзя. Я человек военный, сильный и вообще мужчина, так что меня выписывают спустя несколько недель.
И приходит она. Она, моя радость. Улыбка моей судьбы. Она, моя девочка, моя маленькая, моя взрослая, моя кареглазая, мой друг. Ее лицо печальное и радостное, ее руки теплые и заботливые.
Она женщина, она умная. Она уже не ребенок, ей уже тоже нельзя давать слабину. Она уже тоже не может быть малышкой. Но хранит лучи нашего детства в сердце.
Целую ее руки. А она помогает мне идти, поддерживает, я благодарен.
И я снова начинаю спотыкаться, когда мы приходим на кладбище.
Опускаюсь на колени перед его надгробьем, перед его могилой. И протягиваю пальцы, чтобы стереть с холодного камня слова «Рональд Биллиус Уизли». А они остаются.
И я плачу.
А потом мне присылают красивое приглашение в красивом конверте, которое приносит красивая сова. И я прихожу на церемонию награждения. Гермиона идет со мной, потому что без нее я теряюсь в этом мире.
И там все очень красиво. Женщины и дети, дети «ради которых», все в милых платьицах и праздничных мантиях. Всюду украшения, гербы и знамена. И министр говорит невозможно долго и, опять же, красиво.
Называют мое имя. Прихрамывая едва заметно, я выхожу на сцену. Меня еще в жизни так не хвалили, спасибо. Мне очень странно, я молчу, все глазеют на испещренное шрамами лицо юного героя, я будто не он, я — только тень.
Открывается коробочка, а там, на синем бархате, золотая звезда с множеством лучей. Она блестит так уверенно и героически.
И сам министр прицепляет орден к моей мантии.
А я закрываю глаза и вижу огни.
Просто понимаю: звезду я могу потерять, продать, уничтожить, переплавить, выбросить, сломать.
Но огни… огни со мной навсегда.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
среда, 01 апреля 2015
Невероятно, но факт: человек вдохновился моим рисунком "Футболисты", и сделал такое вот прекрасное видео! Я в шоке! 
ШапкаНазвание: Hall Of Fame
Автор: Margarita Life
Рейтинг: PG
Фандом: Реал Мадрид (англ. Real Madrid), Атлетико Мадрид (англ. Atletico Madrid ), Футбол (англ. Football)
Предупреждения: футбол
От автора: Спасибо Vassy за рисунок "Футболисты"! Ваша работа подтолкнула меня к созданию этого видео! Я истинный фанат этого вида спорта, но долго решалась делать видео или нет. Но, когда наконец-то дошли руки посмотреть прошлогодний финал Лиги Чемпионов, то идеи в голове мгновенно появились. Как не странно, но это видео было сложным для меня, но при этом, было безумно интересно его делать!
Вот оно, чудо
ШапкаНазвание: Hall Of Fame
Автор: Margarita Life
Рейтинг: PG
Фандом: Реал Мадрид (англ. Real Madrid), Атлетико Мадрид (англ. Atletico Madrid ), Футбол (англ. Football)
Предупреждения: футбол
От автора: Спасибо Vassy за рисунок "Футболисты"! Ваша работа подтолкнула меня к созданию этого видео! Я истинный фанат этого вида спорта, но долго решалась делать видео или нет. Но, когда наконец-то дошли руки посмотреть прошлогодний финал Лиги Чемпионов, то идеи в голове мгновенно появились. Как не странно, но это видео было сложным для меня, но при этом, было безумно интересно его делать!
Вот оно, чудо
@темы: видео, мои рисунки, футбол, Fan-Fantasy, жизнь
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (6)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
пятница, 27 марта 2015
Название: "Цветы лайма и самшит"
Персонажи: Лили Эванс, Северус Снейп
Примечание: На языке цветов самшит - "верность", а цветы лайма - "измена".
Персонажи: Лили Эванс, Северус Снейп
Примечание: На языке цветов самшит - "верность", а цветы лайма - "измена".
@темы: гп, мои рисунки
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (2)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 24 марта 2015
МвахахаУнесено из Профессор Поцелуй [Перлы из фиков ГП]
читать дальшеВот лес,
В котором гуляет Снейп.
А это Гарри – клиент психбольницы,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот Темный Лорд, очень важная птица,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Вот Люциус,
Ждет он, что с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А это сова, что в лесу том гнездится
И письма относит Люцу в темницу,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Вот мышки.
Являются пищей простою
Сове, что носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот за кустами – сырая канавка,
В которой растет ядовитая травка,
В которой прячутся мышки порою
От птицы, что носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот наконец-то и наш отравитель,
Который ходит в лесную обитель
Искать по канавам ту самую травку,
В которой прячутся мышки украдкой,
Которых сова беспокоит порою,
Которая носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот и герой, всего мира спаситель,
Которого бесит злой отравитель,
Который приходит в лесную обитель
Искать по канавам ту самую травку,
В которой прячутся мышки украдкой,
Которых ночами сова беспокоит,
Которая носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот кульминация этих событий:
Гарри, так скажем, в хорошем подпитии,
В дождливую полночь тихонько крадется
За Снейпом в надежде, что тот попадется
За составлением планов ужасных
По изведению магглов несчастных.
Иначе зачем собирал бы он травку,
В которой прячутся мышки украдкой,
Которых ночами сова беспокоит,
Которая носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А Снейп, если честно, был тоже нетрезв,
Иначе зачем бы в лес ночью полез?
Добравшись в итоге до грязной поляны,
На ней был изловлен мальчишкой упрямым
И мигом завален в экстазе в канавку,
В которой растет ядовитая травка,
Откуда сбежали бедные мышки,
Заметив свирепые взгляды мальчишки,
Которых той ночью всех съела сова,
В чем, безусловно, была не права,
Пока подлый Снейп разбирался с героем,
Успела доставить посланье Малфою,
Который все ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот аврорат, подавив все поганки,
В Запретном лесу ищет Гарри останки.
Но, затаившись в мокрой канавке,
К рассвету нанюхавшись снейповой травки,
В которой раньше прятались мышки,
Не вышли к аврорам ни проф, ни мальчишка,
Зато их там видела грозная птица,
Носящая письма Малфою в темницу,
Который все ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Вернувшись же в Хогвартс лишь к следующей ночи,
Герой объявил, что гуляет, где хочет,
Поскольку он тоже свободная личность,
И, наплевав на закон и приличность,
Будет ходить по лесам и канавкам
И собирать там с профессором травки,
О чем без малейшего промедления
Люц получил от совы сообщение
И с сильно повышенным интересом
Стал ждать, как еще извратится профессор,
А также, что все-таки с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который теперь совсем не боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Анна Невольских - не знаю, автор ли, но если автор, то сирдец ей 100500
Коллаж Marciana яко иллюстрация
читать дальшеВот лес,
В котором гуляет Снейп.
А это Гарри – клиент психбольницы,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот Темный Лорд, очень важная птица,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Вот Люциус,
Ждет он, что с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А это сова, что в лесу том гнездится
И письма относит Люцу в темницу,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Вот мышки.
Являются пищей простою
Сове, что носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот за кустами – сырая канавка,
В которой растет ядовитая травка,
В которой прячутся мышки порою
От птицы, что носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот наконец-то и наш отравитель,
Который ходит в лесную обитель
Искать по канавам ту самую травку,
В которой прячутся мышки украдкой,
Которых сова беспокоит порою,
Которая носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот и герой, всего мира спаситель,
Которого бесит злой отравитель,
Который приходит в лесную обитель
Искать по канавам ту самую травку,
В которой прячутся мышки украдкой,
Которых ночами сова беспокоит,
Которая носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот кульминация этих событий:
Гарри, так скажем, в хорошем подпитии,
В дождливую полночь тихонько крадется
За Снейпом в надежде, что тот попадется
За составлением планов ужасных
По изведению магглов несчастных.
Иначе зачем собирал бы он травку,
В которой прячутся мышки украдкой,
Которых ночами сова беспокоит,
Которая носит посланья Малфою,
Который ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А Снейп, если честно, был тоже нетрезв,
Иначе зачем бы в лес ночью полез?
Добравшись в итоге до грязной поляны,
На ней был изловлен мальчишкой упрямым
И мигом завален в экстазе в канавку,
В которой растет ядовитая травка,
Откуда сбежали бедные мышки,
Заметив свирепые взгляды мальчишки,
Которых той ночью всех съела сова,
В чем, безусловно, была не права,
Пока подлый Снейп разбирался с героем,
Успела доставить посланье Малфою,
Который все ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
А вот аврорат, подавив все поганки,
В Запретном лесу ищет Гарри останки.
Но, затаившись в мокрой канавке,
К рассвету нанюхавшись снейповой травки,
В которой раньше прятались мышки,
Не вышли к аврорам ни проф, ни мальчишка,
Зато их там видела грозная птица,
Носящая письма Малфою в темницу,
Который все ждет, что же с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который втайне очень боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Вернувшись же в Хогвартс лишь к следующей ночи,
Герой объявил, что гуляет, где хочет,
Поскольку он тоже свободная личность,
И, наплевав на закон и приличность,
Будет ходить по лесам и канавкам
И собирать там с профессором травки,
О чем без малейшего промедления
Люц получил от совы сообщение
И с сильно повышенным интересом
Стал ждать, как еще извратится профессор,
А также, что все-таки с Лордом случится,
Который пытается в Гарри вселиться,
Который теперь совсем не боится
Леса, в котором гуляет Снейп.
Анна Невольских - не знаю, автор ли, но если автор, то сирдец ей 100500
Коллаж Marciana яко иллюстрация
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
понедельник, 23 марта 2015
Пост отдельный, потому что я их много хочу утащить ололол (а половину игры сдерживалась, потому что на ФБ впервые - не знала, можно ли)).) Потому что я их люблю.) Потому что ачивки - они - как сувениры. А сувениров должно быть много, просто чтобы было.)))
Много, я сказала!
(мне, все-таки, 17 пока что)))
(мне, все-таки, 17 пока что)))
@настроение:
Странное
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Во первых, было очень интересно!
А во-вторых:
Я:
* рисовала
* придумывалажесткий бред всяческие остроты для ачивок
* настрочила 1 очень странный драббл,который куда-нибудь пихать как-то стыдно
* писала благодарности для команды, которые Леонн потом пришлось почти полностью переделывать.
Зима прошла не зря. Наверное.
При этом я забила на свое-соавторское "Из-за стены", так что теперь нужно быстро рожать проду, потому что я не_собираюсь_писать_его_вечно! А еще надо продолжить "Potter" и новый фик о Петунье и Джеймсе. Но это не сюда.
Мои работы с ЗФБ:
читать дальше
Регулус Блэк:
читать дальше
Первый шаг (Беллатрикс, рейтинг - R):
читать дальше
Венера Малфой-мэнорская (Нарцисса, рейтинг - R):
читать дальше
В плену (Гарри, рейтинг R):
читать дальше
Зелёный беретик (Гарри, Том, Новый Собачий Персонаж):
читать дальше
Кадр из кошмара (Том):
читать дальше
Bella & Tom:
читать дальше
Футболисты (Гарри Поттер, Драко Малфой, Грегори Гойл, Грэхем Монтегю, Кассиус Уоррингтон, Люциан Боул, Маркус Флинт, Эдриан Пьюси):
читать дальше
Еще есть "Тьма в каждом из нас", посмотреть можно тут.
Лавизки:
читать дальше
А на закуску - подарок от команды - именная ачивка с сердцем девственницы, нарисованным мною же!) Ми-ми-ми, как приятно!
А во-вторых:
Я:
* рисовала
* придумывала
* настрочила 1 очень странный драббл,
* писала благодарности для команды, которые Леонн потом пришлось почти полностью переделывать.
Зима прошла не зря. Наверное.
При этом я забила на свое-соавторское "Из-за стены", так что теперь нужно быстро рожать проду, потому что я не_собираюсь_писать_его_вечно! А еще надо продолжить "Potter" и новый фик о Петунье и Джеймсе. Но это не сюда.
Мои работы с ЗФБ:
читать дальше
Регулус Блэк:
читать дальше
Первый шаг (Беллатрикс, рейтинг - R):
читать дальше
Венера Малфой-мэнорская (Нарцисса, рейтинг - R):
читать дальше
В плену (Гарри, рейтинг R):
читать дальше
Зелёный беретик (Гарри, Том, Новый Собачий Персонаж):
читать дальше
Кадр из кошмара (Том):
читать дальше
Bella & Tom:
читать дальше
Футболисты (Гарри Поттер, Драко Малфой, Грегори Гойл, Грэхем Монтегю, Кассиус Уоррингтон, Люциан Боул, Маркус Флинт, Эдриан Пьюси):
читать дальше
Еще есть "Тьма в каждом из нас", посмотреть можно тут.
Лавизки:
читать дальше
А на закуску - подарок от команды - именная ачивка с сердцем девственницы, нарисованным мною же!) Ми-ми-ми, как приятно!
@темы: гп, фанфик, мои рисунки, ЗФБ, жизнь
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (7)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
воскресенье, 22 марта 2015
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
четверг, 19 марта 2015
Название: "Материнство" PG
Рейтинг: G
Фандом: Гарри Поттер
Персонажи: Лили Эванс, Гарри Поттер.
От автора: Продолжаю издеваться над фотошопом.
Disclaimer: Персонажи используемые в данном материале, принадлежат их законным владельцам.
Материал не носит коммерческого характера и не распространяется с целью
материальной выгоды.
Рейтинг: G
Фандом: Гарри Поттер
Персонажи: Лили Эванс, Гарри Поттер.
От автора: Продолжаю издеваться над фотошопом.
Disclaimer: Персонажи используемые в данном материале, принадлежат их законным владельцам.
Материал не носит коммерческого характера и не распространяется с целью
материальной выгоды.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 10 марта 2015
Название: Без грима
Автор: Vassy
Рейтинг: R
Фандом: Гарри Поттер (англ. Harry Potter)
Персонажи: Гарри Поттер, Сириус Блэк (Бродяга), НМП
Краткое содержание: Сириус не погибает во время битвы в Министерстве. Летом Гарри, устав от Дурслей, переезжает к нему в дом на площади Гриммо. Но что-то идет не так, и жизнь почему-то не спешит становиться счастливой и безоблачной... Алкоголь. Во что он превращает человека?
Завершен: да
От автора: Я устала от фандомных штампов поведения героев. Меня ужасно угнетает то, с какой легкостью все персонажи "ГП" в фанфиках тысяч авторов внезапно меняют ориентацию, в четырнадцать начинают жить полноценной половой жизнью, убивают людей еще в школе, считая это нормой и многое прочее. Я пыталась мыслить так, как может мыслить пятнадцатилетний мальчик, как должен мыслить и реагировать именно этот человек в разных критических ситуациях. Прошу не называть меня жестокой, я едва это родила, и то не без пинкодавания от Кикиморы. Можно назвать эту работу экспериментом. Не знаю, насколько он получился удачным. Рекомендую внимательно читать предупреждения!
Предупреждения: мини, джен, мат, элементы слэша, попытка изнасилования, насилие, ангст, психоделика, повтор фраз, AU, ООС, игнор буквы "ё", алкоголизм, POV, НМП.
Не копировать на другие ресурсы без разрешения автора!
читать дальшеСглатываю с мыслью, что являюсь немного идиотом. Гермиона, небось, отчитала бы меня до полуобморочного состояния, узнав, что я принимал внутрь воду из-под крана. А, плевать. Хотя водица эта — далеко не вкуснейший из напитков, что я когда-либо пробовал, набираю ее полный рот и снова глотаю. Да хотя бы из вредности. Странной тягостной волной хлорированная бурда отзывается где-то в районе желудка. На-пле-вать. У Дурслей и не такое пил.
Когда мне надоедает бесцельно тратить водные запасы Магической Великобритании, я вываливаюсь из душевой кабинки на холодный плиточный пол и вцепляюсь пальцами в ближайшее полотенце, чтобы не схватить ненароком какую-нибудь ущербную болячку или же обыкновенную простуду.
Немного согревшись обтиранием жесткой тканью, неожиданно для себя самого убираю полотенце в сторону, чтобы разглядеть свое совершенно голое отражение в большом зеркале напротив.
Я худой. Мне это не нравится. Не мечтаю, конечно, оплыть жиром, как Дадли. Однако то, что вижу – слишком.
У меня довольно приятного оттенка руки, шея и лицо, но остальное – цвета белой простыни. Я никогда не загорал нарочно.
Соскальзываю взглядом на член и бесстрастно изучаю его. Это точно не самая красивая часть моего нескладного тела. В Хогвартсе, в душевой я видел и других парней нагишом. Черта с два, половые органы у всех мужчин гадкие! Сам по себе член логичен и прочее (в туалет ходить надо ведь), так что пусть болтается. Но я не могу себе даже представить, что это надо будет вставить в мою единственную, любимую избранницу. Против наличия детей я ничего не имею, даже наоборот (бегали бы тут такие маленькие Гарри), но, блин, это же так жутко — вставлять часть себя в чье-то тело. Часть себя в чужое тело. Не могу представить.
Я уже не впервые над этим задумываюсь. Сначала даже испугался таких размышлений: ведь вдруг я, этот, импотент, или, чего хуже, неправильный. Но нет. Я отчетливо чувствую… нечто необычное и приятное внизу живота, смотря на ноги и вырезы девушек. А при близком контакте… боюсь, что меня даже Гермиона немного возбуждает. Но почему «даже», собственно говоря? Она одна из самых нормальных девочек на курсе, этого не отнять.
Так. Надо отвлечься от глупых рассуждений. И одеться, в конце концов.
Натягивая нижнее белье, я соглашаюсь с мыслью, что, когда дело дойдет до секса, просто слечу с катушек на несколько часов. Ну, а потом уже как-нибудь возвращусь в нормальное состояние. Кажется, именно это происходит с людьми во время половых актов – сумасшествие. И это нормально. Слышишь, Гарри? Норма.
Окей. Только не могу понять, как девушки сами могут хотеть, чтобы в них… вставлялись. Знаю, что инстинкты. Знаю. Но не понимаю.
Ха. В Хогвартсе не преподают сексологию. Может быть, зря?
Утро начинается чистым воздухом и приятным белым светом, сквозь окна пробирающимся в мрачный особняк рода Блэк. Это мне по душе.
Кухня пустая. Почерневшие от скорбной и длинной жизни котлы на полках у стены навевают унылые воспоминания об уроках зельеварения. Я постоянно хочу их выбросить и заменить на маггловские кастрюли и миски, но не делаю этого. Казалось бы, вышколенный такими опекунами, как Вернон и Петуния Дурсль, я теперь должен бы только бегать да убирать, работать, готовить и вообще быть паинькой. Да, а еще казалось, что, поселившись в одном доме с Сириусом, я обязан не переставая сиять от счастья, будто новенький галлеон. Ан нет. Так, как надо, почти никогда не получается.
На огромном черном столе покоится одинокая бутылка. Пустая, в чем нет ничего удивительного. Я с задумчивым видом вытрясаю из горлышка последнюю каплю. Облизываю измазанный алкоголем палец. Сполоснув в раковине, ставлю бутылку к остальным, под стол. Потому что в шкафчик уже не влезают. Все это стеклянное безобразие я хочу выбросить вместе с котлами. У меня вообще много желаний.
Сириус заваливается на кухню около десяти часов утра, когда я уже дремлю над «Ежедневным пророком». Не открывая красных подпухших глаз, он скрипит сквозь зубы что-то похожее на грязное ругательство. Но нет – я с трудом, однако различаю в этих утробных звуках утреннее приветствие.
Усевшись за стол, он хватает один из приготовленных мною тостов, несколько секунд жует его — медленно и старательно, будто это подозрительный кусок резины, и отбрасывает назад на тарелку. Кривится. Еще бы. Во-первых, тосты давно остыли. А во-вторых, хлеб был странный. Больше не буду такой покупать.
— Гарри, дай мне зелье… пожалуйста, — обращается он ко мне уже более членораздельно и мило.
— Э-э. Ты вчера выпил последнее, — отвечаю я, отложив газету в сторону.
Сириус стремительно мрачнеет.
— Так пойди и купи мне чертово антипохмельное! – вырывается у него почти лай.
Я чувствую эгоистичную агрессию крестного, и на душе становится до противного пусто. Интересно, почему.
— Извини, — заметив выражение моего лица, бормочет Сириус. – Я веду себя, как последняя скотина, да?
— Да, — киваю пресно. – Налить тебе водички?
— Это было бы здорово.
Когда я подсовываю ему третий стакан, Сириус вдруг замирает и поднимает на меня блестящие серые глаза.
Я думаю: «Только не это. Не добивай меня сейчас, Бродяга. Я же с собой покончу».
Но мои мысленные мольбы оказываются бесполезными.
— Ты так похож на отца, Гарри. Он поступил бы так же, — говорит Сириус, отстраненно-печально вглядываясь в меня. Или нежно-скучающе? Я не могу определить. Но, блядь, как же меня это достало.
— Я не Джеймс, — вырывается почему-то хрипло.
— Да, конечно, — медленно кивает Сириус.
Вижу, слышу, чувствую и понимаю, как ему от этого печально.
— Извини, — бросаю, пожимая плечами.
Мне вроде и больно, но я не то что не хочу, я не могу это демонстрировать. Что-то переклинивает внутри, и я весь такой равнодушный ухожу вон.
Покончу ли с собой, как обещал? Вряд ли. Мне же еще мир спасать – совесть не позволит самоуничтожиться раньше времени. Ведьма проклятая эта совесть.
Что я делаю на протяжении дня?
Сначала тащусь в свою спальню, чтобы в обществе хрустящей кормом Хедвиг ответить на почту от друзей.
Рон пишет какой-то короткий вздор из фундаментальных фраз классической дружеской переписки, Гермиона строчит все то же, только в десять раз длиннее и сложнее. Я очень люблю их обоих, но совершенно не вижу смысла в этом пачканье пергамента. Только чтобы не обидеть друг друга игнором.
Обиделся ли бы я, если б Хедвиг не приносила мне каждые четыре дня по два-три личных письма? Думаю, да. Я считал бы себя унылым ничтожеством.
Тогда почему меня так бесят эти переписки?
А я вообще плохой человек. Давно ли понял? Кажется, знал всегда.
Но это так, лирическое отступление.
Вымучив два лаконичных письмеца и заказ на антипохмельное зелье, я отправляю Хедвиг в путь. После чего вздыхаю с облегчением.
Следующим делом иду опустошать полки ближайшего маггловского магазина.
Когда останавливаюсь возле кассы, стоящие рядом девчонки хихикают, пялясь на меня в открытую. А я смущенно думаю, что они сошли с ума. И вообще чувствую, будто у меня как минимум расстегнута ширинка. Но нет, все пуговички и молнии на месте. Значит, просто психанутые.
Обед у меня слегка пригорает своей самой вкусной частью – мясом, но остальное получается вполне сносным. Все-таки недаром я провел детство в роли мальчика-раба на побегушках. Картошка-пюре и мясная подлива – это всяко лучше яичницы с луком, которая является вершиной кулинарных способностей Сириуса.
Я не голоден. У меня такое бывает, организм привык к ненормированному питанию. Поэтому аккуратненько расставляю на столе еду, не забыв про приборы и, позвав Сириуса, выхожу из дома.
Вообще-то, я полюбил прогулки только недавно – после того, как довелось буквально зубами выгрызать у Дамблдора разрешение на них. Конечно, как же можно выпускать Золотого Мальчика хотя бы на пять минут из похожего на склеп, но такого безопасного имения Блеков? Тем более, без сопровождения в виде армии авроров и полного состава Ордена Феникса!
Нельзя, конечно же. Но моих конституционных прав еще никто не отменял, на чем я и настоял. Правда, пришлось здорово помучиться, целую ночь перед знаменательной речью отыскивая и выписывая на отдельном пергаменте нужные законы… Зато каков результат! Я теперь могу без надсмотрщиков и конспирации ходить по улицам!
Но. Паранойей никогда не страдал, однако уверен, что за мной все равно усиленно наблюдают из-за каждого угла, а вокруг квартала установлен мощный магический барьер. Ну, разве что у Дамблдора появился новый гениальный план по уничтожению Волдеморта уже без моей персоны в главной роли, что вряд ли. Радуюсь хотя бы видимости независимой жизни.
Опускаюсь на скамью в своем излюбленном сквере. Летнее солнце напекает голову, поэтому я вскоре пересаживаюсь чуть вправо, в тень.
Смотрю на облака, почти медитирую. И вдруг слышу совсем рядом напряженную беготню. Мигом отрываюсь от созерцания редких белесых тучек. Рука тянется к палочке.
На мощенную брусчаткой дорожку выбегает какой-то малец в красной кепке с длинным козырьком. Вслед за ним мчится мальчик чуть покрупнее. Прямо перед моей скамейкой последний хватает маггла в кепке за ворот, и тот падает на колени, вцепившись пальцами в ткань футболки, чтобы она не впивалась в шею так сильно. Крепыш с размаху бьет свою жертву кулаком прямо в лицо. Алая кепка отлетает в сторону, ударяясь об землю с глупым звуком «чпок».
Я совершенно внезапно оказываюсь в шаге от мальчишек. Схватив насильника за плечо, я быстрым движением калечу ему нос (ведь слышу тошнотворный хруст) и с силой отбрасываю противного маггла в сторону. Он приземляется на мягкое место. Пробормотав шокировано: «Псих», удирает, почему-то прихрамывая. И не так быстро, как хотелось бы.
Оставшийся малолетка поднимает с брусчатки свою ненаглядную шляпу. Вытирает рукавом кровь с разбитой губы. И смотрит на меня в ужасе.
Я нагибаюсь к нему, чтобы подать руку и расспросить о самочувствии, но он быстрее – вскакивает на ноги и, сначала только отступив назад, уже спустя секунду убегает вон.
«Дежа вю», — думаю я, разглядывая маленькую каплю крови на брусчатке. По виду – мелочь. По сути – преступление.
Ненавижу себя. За что? Тот малолетка заслужил сломанный нос! Но, черт подери, я не чувствую от этого облегчения.
Улыбаюсь. Улыбаюсь перепуганной старушке, которая стала немым свидетелем недавней сцены. Улыбаюсь женщине с коляской и мужчине с дворняжкой на поводке. Магглы сторонятся меня, как умалишенного. Полагаю, они не так уж и ошибаются.
Когда я возвращаюсь домой, наступает самая унылая пора – темный вечер. Мрак выползает из углов, заполняет многочисленные комнаты. Из щелей, вентиляций и подвалов просачиваются незаметные в день сквозняки.
Вот теперь я голоден. Дрожащими от желания наполнить желудок хоть чем-нибудь руками я загребаю все подряд: утренние тосты, остатки подливки вместе с подгоревшими корочками свинины, сомнительной свежести йогурт и даже подгнившую луковку, которую Сириус забыл истребить вместе с яйцами на прошлой неделе.
Есть больно. Я имею в виду, небо очень царапает сухими тостами, и оно, мгновенно воспалившись, распухает. Кривлюсь, но не могу пересилить голод. Словно дикарь после трехдневного поста, с горящими глазами пожираю все это «счастье гурмана». Покусился бы сейчас кто-то хоть на крошки от моей добычи, я бы ему глотку перегрыз, поддавшись какому-нибудь первобытному инстинкту.
Залезаю в огромное кресло перед камином. Огонь только начинает разгораться, забавно потрескивая поленьями. Углубляюсь в чтение учебника по трансфигурации. Настолько скучная литература, что я очень быстро начинаю усиленно зевать. А потом большие маятниковые часы отбивают девять вечера. До меня абсолютно внезапно доходит, что я не видел Сириуса еще с утра.
Выйдя к лестнице, зову крестного. Но он не отзывается. Не шумит. Не могу подавить тревогу, пока разыскиваю его по пустым комнатам.
Но его нет нигде. Я даже проверяю подвал и чердак. Медленно, но верно погружаюсь в панику – Сириусу нельзя покидать особняк. Он до сих пор не оправдан, его разыскивают авроры.
Уже набираю полную пригоршню летучего пороха, чтобы ступить в камин гостиной и сообщить о пропаже крестного Дамблдору, когда до меня доносится звук открывающейся двери. Я выхватываю из кармана палочку. На всякий случай.
Стоя под тенью от дверного проема, осторожно выглядываю в коридор. По спине тут же скатывается капелька холодного пота.
Сириус возвратился. Пьяный в доску, он силится затворить дверь и удержаться при этом на ногах. Но это зрелище для меня не в новинку. Пугает присутствие двух незнакомцев.
«Собутыльники?» — думаю я, разглядывая их раскрасневшиеся от хорошей попойки рожи. Один, довольно молодой человек с однодневной щетиной, еще держится относительным бодрячком, разве что слишком веселый. Другой, чуть полноватый мужик лет сорока, с отсутствующим видом разглядывает портьеры, за которыми скрыт портрет истинной ведьмы Вальбурги Блэк. Оба магглы, судя по одежде.
— А там кто-то есть, — слегка растягивая слова, бормочет тот, что помоложе. И смотрит прямо на меня.
Озадаченно вспоминаю, что плащ-невидимку оставил в дорожном сундуке на втором этаже. Так создал бы впечатление обычного пьяного глюка, исчезнув просто на глазах. Но не судьба.
— А, это Гарри, мой… мой… — силится произнести нужное слово Сириус, для чего-то безуспешно поправляя на себе пиджак. – Мой, — смиряется он.
А потом смотрит на меня неожиданно строго и говорит:
— Где твое гостеприимство, Гарри? Спустись в подвал и принеси нам с джентльменами… хорошего огневиски.
Ох, черт, какой же он пьяный.
Я в несколько шагов пресекаю пространство между нами и, схватив Сириуса за рукав, отвожу в сторонку.
— Зачем ты их привел? – цежу сквозь зубы. – Это не лучшее место для двух бухих магглов. Одного тебя хватает.
Сириус свирепеет.
Глупо разговаривать с человеком под градусом. Понимаю это только когда крестный совершенно неожиданно дарит мне хлесткую пощечину.
Я хватаюсь за пострадавшую щеку, чувствуя, как душу заливает ненависть.
Хриплю: «Ублюдок», направляя на него палочку.
Сириус — один из лучших бойцов Ордена. Так что он мгновенно меня обезоруживает.
— Тебе нельзя это использовать, Гарри.
Я отшатываюсь назад, не в силах выдерживать запах перегара, которым от него просто разит.
— Слушайся папу, Гарри, — вставляет вдруг полноватый маггл.
— Он не мой отец, — произношу я, выталкивая из себя слова, будто застрявшие в горле камни.
— Да, Джеймс мертв, — соглашается Сириус таким тоном, словно говорит: «Ты убил Джеймса».
Я слышу за спиной сиплый смех. Это тот пьяница, что помоложе, угорает.
Делаю шаг в сторону ведущей вверх лестницы, но меня немедленно останавливают, вцепившись сильной рукой в плечо.
— Кажется, я тебя о чем-то попросил.
Голос Сириуса звучит так холодно и властно, что у меня подгибаются коленки.
«Бродяга никогда не вел бы себя так, будь он при здравом рассудке. Он не такой. Нет. Его переклинивает только когда выпьет…» — мечутся в голове мысли.
Я вырываюсь из крепкого захвата и, повернувшись к нему лицом, просто смотрю в глаза. Смотрю пристально, смотрю с вопросом. Но взор Сириуса подернут дымкой неадекватности, а палочка в руке угрожающе покачивается.
Спускаюсь в подвал, ощущая странную слабость. Внезапно накатывает страх — Сириус остался там один с двумя незнакомыми типами. Откуда он их притащил? Что делать?
Камин. Надо только добраться до камина.
Выбираю первую попавшуюся бутыль. Они все тут большие, не такие, как «мензурки» для маггловского коньяка. Холод пыльного стекла, запах сырости, гремучее пойло самозабвенно плещется в бутылке, ударяясь о прозрачные стенки.
Когда я поднимаюсь на первый этаж, Сириус стоит в дверном проеме, соединяющем коридор с кухней. Ждет меня.
Подхожу и без лишних слов протягиваю бутылку. Пальцы Сириуса уже смыкаются на стеклянном горлышке, когда из кухни доносится голос одного из «гостей»:
— Какой невоспитанный мальчик. Даже не может обслужить приятелей своего опекуна.
Тот, что помоложе. Весельчак. Мне гадко.
— Ты слышал, что сказали? – интересуется Сириус заплетающимся языком. – Марш на кухню.
Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить его.
— Нет, не собираюсь… — начинаю я, но в следующий момент крестный хватает меня за локоть и грубо заталкивает в помещение.
— Не дерзи.
Щелкает дверной замок.
В гребанной кухне нет камина. Только пустые бутылки и котлы, которые я так страстно хочу выбросить.
Стою, прислонившись спиной к дверному косяку и скрестив руки на груди. Они пьют. Липкий спиртной запах окутывает помещение. Огонь свечей на столе подрагивает от бурного смеха, которым заливаются все трое. Почувствовав какое-то жжение в правой руке, я замечаю, что кожа на костяшках пальцев слегка воспалена. Насколько же сильно я врезал тому пареньку?
Опускаюсь на корточки, устав стоять, бездействуя.
Бутыль почти пустая. Как в них столько помещается?
Полноватый маггл заводит песню. Я хочу убить его. Стеклянные бутылки – хорошее оружие. Но мне совсем не хочется приближаться к их пьяному шабашу, чтобы добыть себе одну такую. Прескверный голос у этого урода.
Сириус, уже, было, засыпающий, вдруг дергается, широко распахивает глаза. Изрекает:
— Гарри.
А потом добавляет:
— Ох, дерьмо.
В следующий момент он резко встает на ноги.
И очень эпично падает, ударяясь лицом об столешницу. С выразительным таким звуком клацнувшей челюсти.
Маггл постарше разражается визгливым смехом, прямо до икоты. Второй ублюдок какого-то лешего спокойно разглядывает мою персону.
Проходит секунда, другая, пять, а Сириус не встает. Подхожу. Осторожно касаюсь его плеча.
Крестный устраивается на своем «ложе» поудобнее и начинает храпеть.
Уснул.
Огневиски из перевернутой бутылки разливается по поверхности, подмывая лицо Бродяги. Он даже не отодвигается.
Чувствую, что ко мне неслышно приблизились сзади. Тот маггл, который весельчак.
Я не вздрагиваю, просто очень удивляюсь, когда он хватает меня за подбородок, заставляя заглянуть в болотного цвета глаза. Жестокие. Блестят пьяным безумием.
— А ты ничего, малыш. Я не представился… Джек.
Мокрые от огневиски губы изгибаются в тошнотворной улыбке.
Я пытаюсь вывернуться. В тот же момент он толкает меня к столу. Обхватив одной рукой за талию, почти вжимается в меня всем телом. Я слышу соленый запах пота. По-плохому схожу с ума.
Одна рука обхвачена клешней пьяного мужилы по имени Джек. А вот вторая...
Я замахиваюсь, но у этого маньяка на удивление хорошая реакция, несмотря на количество употребленного алкоголя. Теперь оба запястья скованы тупой, опасной болью.
Соплю и шиплю, веду ожесточенную борьбу. Он сильный, как сатана.
А потом эта тварь резко наклоняется и впивается в мои губы своими.
В голове взрывается, вскидывая над собой огненный «грибок» и принося мне чисто физическую боль, граница между явью и кошмаром.
Я чувствую, как лицо покидает последняя капля крови.
В мой рот врывается улитка. Скользкая, почему-то теплая, спиртная.
Я делаю рывок головой назад, а затем изо всех сил бью Джека лбом в нос. Он отшатывается, не ослабляя хватки на моих запястьях.
Быстро оглядываюсь. Сириус уже сполз на скамью и спокойно посапывает. Полноватый маггл бормочет что-то своему стакану, роняя на воротник слезы. Будто пребывает мысленно в другой вселенной.
Когда понимаю, что уткнулось в мой живот, начинаю трястись.
И не так, как когда холодно или переживаешь легкий стресс. Мной колотит, без преувеличений, с силой эпилептического припадка.
Маггл едва сдерживает мои конечности.
Жарко — пламя от взрыва рвется наружу. Я не могу остановить судороги. Шиплю. Что шиплю? Нечто вроде:
— Сука, мразь!.. Псих недоделанный… отпусти меня, я тебя убью… убью, тварь, слышишь?!.. Отпусти!
Тянусь к его рукам, клацаю зубами, пытаясь укусить, загрызть, уничтожить, повалить на пол и растоптать подошвами. Превратить в кровавое месиво. Но я не могу, потому что он, оказывается, здоровенный и почти атлет, на две головы выше.
— Не противься, малыш, — произносит монстр, не переставая улыбаться.
Я захлебываюсь воздухом, когда меня, будто куклу, легко разворачивают на сто восемьдесят градусов и прижимают лицом к столу, скрутив руки за спиной. Точно как в маггловских фильмах копы роняют пойманных бандитов мордой о капот.
В футе от меня к столу привалился спящий Сириус. Разглядываю грязные черные волосы крестного. Это мой личный Ад.
Полноватый маггл продолжает бубнить что-то, пальцем зачерпывая капли из лужи огневиски на столе.
«Мама, я хочу проснуться», — моя молитва.
Мечусь и дергаюсь, словно только что выброшенная на сушу рыба.
Маньяк тянется к моей ширинке. Рука грубо сжимает член.
— Ступефай.
Тиски исчезают. Позади с тяжелым грохотом валится на пол туша. Я не сразу понимаю.
Да я не понимаю даже когда выпрямляюсь и вижу Бродягу, застывшего возле стола с палочкой в руке. И с ужасом в глазах.
Полноватый маггл уснул, отбросив голову на спинку кресла.
Для чего-то заставляю себя посмотреть в сторону Джека.
Он неуклюже распластался среди комнаты. Черты небритого лица искривлены, а глаза широко распахнуты. Смотрит в одну точку на потолке. Штаны спущены по бедра.
Зажимаю рот рукой, сглатываю рвоту. Эта дрянь между ногами. Она у всех мужиков отвратная.
Подхожу к столу и приседаю, беру лучшую из бутылок.
Прозрачнейшее, тонкое стекло. С каким же приятным хрусто-звоном разбивается оно об край столешницы!
Поворачиваюсь к Джеку. На пол почему-то капает теплая, вязкая кровь. Пальцы порезал?
— Гарри, что ты… — хрипит Сириус.
— Кастрирую суку.
Слабая вспышка заклинания.
А потолок таки знатный – вон какая паутина. Разбитая бутылка выскальзывает из пальцев.
Вырывает меня из темноты по имени сон противный стук. Пытаясь не завыть от внезапной головной боли, продираю глаза. Сквозь грязное окно заглядывает Хедвиг. Таращится прямо на меня большими красивыми глазищами. С трудом приподнимаюсь на локтях – пол здесь не самый комфортный. Справа от себя чувствую какое-то движение. Дергаюсь, и врезаюсь взглядом в фигуру крестного.
Сириус полулежит, привалившись спиной к ножке стола. Щурится в сторону окошка. Затем взмахивает палочкой. Щелкает замок, и Хедвиг быстро влетает в комнату, устраивается на моем плече. Я почему-то дрожащими руками отвязываю от протянутой лапки сверток.
Коробка антипохмельного.
Беру один флакончик и, опустив на землю, толкаю в сторону Сириуса. Он ловит снадобье и быстро выпивает. Не смотрит на меня. Я тоже не стремлюсь заглядывать ему в глаза.
В углу лежат два связанных магическими путами маггла. Наверняка без сознания. Надеюсь. Во всяком случае, они не двигаются и не издают ни звука.
Я сажусь и, обхватив себя руками за коленки, пытаюсь сохранять спокойствие.
Приснилось? Не приснилось?
Два тела в углу – достаточные доказательства? А отсутствие у меня палочки? Порезы на пальцах? А разбитая бутылка в тени возле стены?
Хочу, чтобы все это исчезло. Немедленно.
У меня вообще много желаний.
Сириус кряхтит, поднимаясь на ноги. Ему уже лучше, решаю по походке. Приблизившись к магглам, Бродяга берет каждого за плечо, и с громким хлопком аппарирует вместе с двумя тушами. Куда? Кажется, мне глубочайше наплевать.
Принимаю вертикальное положение. У меня нет палочки. Какая жалость.
Подтаскиваю к нужной локации табурет. Становясь на него, лавирую над пропастью глубиною в полметра с шапкой, ищу центр тяжести. О, вот так. Жив, больше не падаю. Хм… Что бы такое взять? Вон та длиннющая поварешка выглядит довольно заманчиво. Схватив вышеуказанный инструмент, замахиваюсь.
Пузатые котлы с верхней полки со страшным грохотом валятся на пол, катятся, звенят, ударяясь друг о дружку. Затем следующая полка. Там было что-то еще? Керамическая вазочка? Это она так звякнула, разбиваясь о днище здоровенного котла? Чистое наслаждение.
Остался только один, самый огромный, черный, как смола, обросший столетней пылью и паутиной. Я поднимаюсь на цыпочках, хватаюсь за края проклятой посудины и сильным рывком, со скрежетом, отправляю ее в вольный полет по кухне.
Котлище стремительно пикирует вниз под небольшим углом. Со страшным грохотом обрушивается на кухонный стол, и тот аккуратненько переворачивается набок. Котел благополучно приземляется на десятки бутылок, которые скрывала под собой упавшая мебель.
На моем лице расползается нездоровая улыбка. Запускаю вслед разрушительному снаряду поварешку. Она с мелодичным хрустом добивает оставшиеся бутылки.
Спрыгиваю с табуретки и ухожу к раковине – искать металлическую губку-сетку для мытья посуды. Ах, вот она.
В душ.
Разорванная одежда украшает собой пол. Вода такая горячая, что кажется, будто сейчас мясо от костей отстанет. Пены много. Она, словно тщательно взбитый яичный белок, облепляет ноги.
Глупые сравнения.
Ненавижу себя. За что? А я вообще плохой человек.
Провожу металлической губкой от шеи до ключицы. Острая, жгучая боль поражает кожу. Струи кипятка только усугубляют ситуацию. Я прислоняюсь к стене, подальше от воды. Подношу к глазам свой инструмент для мытья.
На губке остались тоненькие кусочки кожи.
— Мама, я сошел с ума, — шепчу, отчего-то стуча зубами. – Совершенно. Абсолютно окончательно и бесповоротно.
Приоткрываю дверцу душевой кабинки, и изо всех сил запускаю металлическим комком проволоки прямо в унитаз. Гол.
Все равно грязь мне не отмыть.
Ведь утопаю в ней с детства.
Спустя пять минут, старательно полощу рот, чтобы избавиться от привкуса рвоты.
Сквозь тонкую белую рубашку проступают мелкие капельки крови.
Ноги почему-то несут в кухню. Сириус уже возвратился, и стоит теперь вполоборота ко мне, отрешенно разглядывает битые бутылки и помятые котлы.
Почему-то снова улыбаюсь. Если этот оскал можно так назвать. Нельзя.
— Мне сообщить Дамблдору… или… ты сам? – спрашивает он глухо. Когда мы встречаемся на секунду взглядами, очень ярко чувствую его уныние, безнадежность, раскаяние, стыд…
Молчу. Что я могу ответить?
— К кому переедешь?.. – пытается крестный поинтересоваться спокойно, но голос в последний момент подводит. – Я… могу помочь с вещами, — добавляет тихо.
Продолжаю молчать. Да я и рад бы что-нибудь сказать, прошептать, закричать… но не могу. Кажется, будто, если вымолвлю хоть слово, рассыплюсь в порох. Глупые сравнения.
— Гарри, — несмело произносит Сириус, смотря мне в глаза. – Гарри, — повторяет он, падая на колени.
Наблюдаю за ним в ужасе.
Зачем, Бродяга?
— Гарри, мне так жаль. Я… я… не знаю, сможешь ли простить меня когда-нибудь. Ты – все, что у меня было… А я так старательно тебя отталкивал. Был с тобой жесток, позволил себе утопать в собственном одиночестве и бессилии, топить его в стакане, когда ты был рядом, нуждался во мне…
Каждое слово Сириус произносит все горче, смотря в пол, завесившись волосами. А когда на последней фразе резко вскидывает голову, я вижу в его глазах слезы. Вижу слезы и раскаяние. Вижу стыд, и горе, и уныние.
— Извини, но я не тот, кому можно довериться. Думал, что смогу… Мне нельзя было брать над тобой опеку, — убито продолжает Бродяга. – Я конченый человек, Гарри.
Закрывает лицо ладонями, содрогаясь в тихих, сиплых рыданиях.
Несколько шагов. Несколько шагов, и я стою перед ним. Моя душа болит, мой разум пуст.
Протягиваю руки вперед, осторожно касаюсь его плеч.
Поддаюсь порыву, и крепко-крепко обнимаю крестного.
В нос бьет запах огневиски, пота, сигаретного дыма. И одеколона, который не выветривается даже если три раза постирать одежду. Аромат несильный, но устойчивый, принадлежащий только Сириусу Блэку.
Замерший шокировано в первое мгновение, он вдруг тоже обхватывает меня за плечи.
Мы сидим так вечность. Что такое норма, Гарри?
А слезы катятся, ведь я так давно не плакал. Будто жизнь блеклыми красками проходила мимо. Теперь же все стало ярко и отчетливо.
Что такое норма, Гарри? Разве мужчины всхлипывают, размазывая слезы по щекам? Конечно, нет. Но когда это я был нормальным?
А потом начинаю говорить, стуча зубами, не останавливаясь ни на секунду:
— Это ты меня прости, Бродяга. Я во всем виноват. Ведь должен был как-то вмешаться, остановить все это еще в начале лета. Но решил не лезть, закрыл глаза на то, как тебе плохо… Не возражай, прошу, потому что я снова начну реветь, как идиот. Знаю, ты думаешь, что, если умер Джеймс, и мама, и другие, то жизни больше не будет, но ты не прав. И… мы тебя оправдаем, Сириус. Ты снова сможешь ходить по улицам, как свободный человек, тебе больше не надо будет скрываться. Просто потерпи еще немного. Я… должен был сказать тебе это давно. Но я, глупый, думал, что не имею права лезть в твои дела!.. Это все моя вина.
Сглотнув и прежде, чем он успеет меня перебить, продолжаю:
— Сириус, послушай меня. Давай начнем все сначала. Так, будто ничего не было. Я… хочу вытянуть тебя. Позволь мне, пожалуйста.
— О, Гарри, — выговаривает Сириус потрясенно. Сказать больше он сейчас не в состоянии. Просто смотрит на меня промытыми слезным потоком серыми глазами. Смотрит удивленно, смотрит печально. И нежно, и со стыдом, и с верой.
Верой во что? В мои слова? Да, верь, Бродяга! Я тоже буду верить. Я страстно хочу верить, что спасу тебя. Себя уже не надеюсь.
Сириус хочет уничтожить мусор с помощью магии. Но я заявляю, что горю непреодолимым желанием убрать все собственными руками. Ведь действительно хочу.
Сметаю на огромный металлический совок остатки стекла, и наполняю по венца последний котел. Хватаю за ручку, направляюсь к входной двери.
Солнце где-то там, за стенами и крышами, уже приближается к горизонту, раскрашивая небо в розовый цвет.
Встречающиеся на пути магглы с нескрываемым подозрением и любопытством поглядывают на мою ношу. А я улыбаюсь, потому что я вообще улыбчивый человек.
Ближайший мусорник уже весь заставлен чертовыми котлами.
Начать сначала. Мне нужны силы, мама.
Автор: Vassy
Рейтинг: R
Фандом: Гарри Поттер (англ. Harry Potter)
Персонажи: Гарри Поттер, Сириус Блэк (Бродяга), НМП
Краткое содержание: Сириус не погибает во время битвы в Министерстве. Летом Гарри, устав от Дурслей, переезжает к нему в дом на площади Гриммо. Но что-то идет не так, и жизнь почему-то не спешит становиться счастливой и безоблачной... Алкоголь. Во что он превращает человека?
Завершен: да
От автора: Я устала от фандомных штампов поведения героев. Меня ужасно угнетает то, с какой легкостью все персонажи "ГП" в фанфиках тысяч авторов внезапно меняют ориентацию, в четырнадцать начинают жить полноценной половой жизнью, убивают людей еще в школе, считая это нормой и многое прочее. Я пыталась мыслить так, как может мыслить пятнадцатилетний мальчик, как должен мыслить и реагировать именно этот человек в разных критических ситуациях. Прошу не называть меня жестокой, я едва это родила, и то не без пинкодавания от Кикиморы. Можно назвать эту работу экспериментом. Не знаю, насколько он получился удачным. Рекомендую внимательно читать предупреждения!
Предупреждения: мини, джен, мат, элементы слэша, попытка изнасилования, насилие, ангст, психоделика, повтор фраз, AU, ООС, игнор буквы "ё", алкоголизм, POV, НМП.
Не копировать на другие ресурсы без разрешения автора!
читать дальшеСглатываю с мыслью, что являюсь немного идиотом. Гермиона, небось, отчитала бы меня до полуобморочного состояния, узнав, что я принимал внутрь воду из-под крана. А, плевать. Хотя водица эта — далеко не вкуснейший из напитков, что я когда-либо пробовал, набираю ее полный рот и снова глотаю. Да хотя бы из вредности. Странной тягостной волной хлорированная бурда отзывается где-то в районе желудка. На-пле-вать. У Дурслей и не такое пил.
Когда мне надоедает бесцельно тратить водные запасы Магической Великобритании, я вываливаюсь из душевой кабинки на холодный плиточный пол и вцепляюсь пальцами в ближайшее полотенце, чтобы не схватить ненароком какую-нибудь ущербную болячку или же обыкновенную простуду.
Немного согревшись обтиранием жесткой тканью, неожиданно для себя самого убираю полотенце в сторону, чтобы разглядеть свое совершенно голое отражение в большом зеркале напротив.
Я худой. Мне это не нравится. Не мечтаю, конечно, оплыть жиром, как Дадли. Однако то, что вижу – слишком.
У меня довольно приятного оттенка руки, шея и лицо, но остальное – цвета белой простыни. Я никогда не загорал нарочно.
Соскальзываю взглядом на член и бесстрастно изучаю его. Это точно не самая красивая часть моего нескладного тела. В Хогвартсе, в душевой я видел и других парней нагишом. Черта с два, половые органы у всех мужчин гадкие! Сам по себе член логичен и прочее (в туалет ходить надо ведь), так что пусть болтается. Но я не могу себе даже представить, что это надо будет вставить в мою единственную, любимую избранницу. Против наличия детей я ничего не имею, даже наоборот (бегали бы тут такие маленькие Гарри), но, блин, это же так жутко — вставлять часть себя в чье-то тело. Часть себя в чужое тело. Не могу представить.
Я уже не впервые над этим задумываюсь. Сначала даже испугался таких размышлений: ведь вдруг я, этот, импотент, или, чего хуже, неправильный. Но нет. Я отчетливо чувствую… нечто необычное и приятное внизу живота, смотря на ноги и вырезы девушек. А при близком контакте… боюсь, что меня даже Гермиона немного возбуждает. Но почему «даже», собственно говоря? Она одна из самых нормальных девочек на курсе, этого не отнять.
Так. Надо отвлечься от глупых рассуждений. И одеться, в конце концов.
Натягивая нижнее белье, я соглашаюсь с мыслью, что, когда дело дойдет до секса, просто слечу с катушек на несколько часов. Ну, а потом уже как-нибудь возвращусь в нормальное состояние. Кажется, именно это происходит с людьми во время половых актов – сумасшествие. И это нормально. Слышишь, Гарри? Норма.
Окей. Только не могу понять, как девушки сами могут хотеть, чтобы в них… вставлялись. Знаю, что инстинкты. Знаю. Но не понимаю.
Ха. В Хогвартсе не преподают сексологию. Может быть, зря?
Утро начинается чистым воздухом и приятным белым светом, сквозь окна пробирающимся в мрачный особняк рода Блэк. Это мне по душе.
Кухня пустая. Почерневшие от скорбной и длинной жизни котлы на полках у стены навевают унылые воспоминания об уроках зельеварения. Я постоянно хочу их выбросить и заменить на маггловские кастрюли и миски, но не делаю этого. Казалось бы, вышколенный такими опекунами, как Вернон и Петуния Дурсль, я теперь должен бы только бегать да убирать, работать, готовить и вообще быть паинькой. Да, а еще казалось, что, поселившись в одном доме с Сириусом, я обязан не переставая сиять от счастья, будто новенький галлеон. Ан нет. Так, как надо, почти никогда не получается.
На огромном черном столе покоится одинокая бутылка. Пустая, в чем нет ничего удивительного. Я с задумчивым видом вытрясаю из горлышка последнюю каплю. Облизываю измазанный алкоголем палец. Сполоснув в раковине, ставлю бутылку к остальным, под стол. Потому что в шкафчик уже не влезают. Все это стеклянное безобразие я хочу выбросить вместе с котлами. У меня вообще много желаний.
Сириус заваливается на кухню около десяти часов утра, когда я уже дремлю над «Ежедневным пророком». Не открывая красных подпухших глаз, он скрипит сквозь зубы что-то похожее на грязное ругательство. Но нет – я с трудом, однако различаю в этих утробных звуках утреннее приветствие.
Усевшись за стол, он хватает один из приготовленных мною тостов, несколько секунд жует его — медленно и старательно, будто это подозрительный кусок резины, и отбрасывает назад на тарелку. Кривится. Еще бы. Во-первых, тосты давно остыли. А во-вторых, хлеб был странный. Больше не буду такой покупать.
— Гарри, дай мне зелье… пожалуйста, — обращается он ко мне уже более членораздельно и мило.
— Э-э. Ты вчера выпил последнее, — отвечаю я, отложив газету в сторону.
Сириус стремительно мрачнеет.
— Так пойди и купи мне чертово антипохмельное! – вырывается у него почти лай.
Я чувствую эгоистичную агрессию крестного, и на душе становится до противного пусто. Интересно, почему.
— Извини, — заметив выражение моего лица, бормочет Сириус. – Я веду себя, как последняя скотина, да?
— Да, — киваю пресно. – Налить тебе водички?
— Это было бы здорово.
Когда я подсовываю ему третий стакан, Сириус вдруг замирает и поднимает на меня блестящие серые глаза.
Я думаю: «Только не это. Не добивай меня сейчас, Бродяга. Я же с собой покончу».
Но мои мысленные мольбы оказываются бесполезными.
— Ты так похож на отца, Гарри. Он поступил бы так же, — говорит Сириус, отстраненно-печально вглядываясь в меня. Или нежно-скучающе? Я не могу определить. Но, блядь, как же меня это достало.
— Я не Джеймс, — вырывается почему-то хрипло.
— Да, конечно, — медленно кивает Сириус.
Вижу, слышу, чувствую и понимаю, как ему от этого печально.
— Извини, — бросаю, пожимая плечами.
Мне вроде и больно, но я не то что не хочу, я не могу это демонстрировать. Что-то переклинивает внутри, и я весь такой равнодушный ухожу вон.
Покончу ли с собой, как обещал? Вряд ли. Мне же еще мир спасать – совесть не позволит самоуничтожиться раньше времени. Ведьма проклятая эта совесть.
Что я делаю на протяжении дня?
Сначала тащусь в свою спальню, чтобы в обществе хрустящей кормом Хедвиг ответить на почту от друзей.
Рон пишет какой-то короткий вздор из фундаментальных фраз классической дружеской переписки, Гермиона строчит все то же, только в десять раз длиннее и сложнее. Я очень люблю их обоих, но совершенно не вижу смысла в этом пачканье пергамента. Только чтобы не обидеть друг друга игнором.
Обиделся ли бы я, если б Хедвиг не приносила мне каждые четыре дня по два-три личных письма? Думаю, да. Я считал бы себя унылым ничтожеством.
Тогда почему меня так бесят эти переписки?
А я вообще плохой человек. Давно ли понял? Кажется, знал всегда.
Но это так, лирическое отступление.
Вымучив два лаконичных письмеца и заказ на антипохмельное зелье, я отправляю Хедвиг в путь. После чего вздыхаю с облегчением.
Следующим делом иду опустошать полки ближайшего маггловского магазина.
Когда останавливаюсь возле кассы, стоящие рядом девчонки хихикают, пялясь на меня в открытую. А я смущенно думаю, что они сошли с ума. И вообще чувствую, будто у меня как минимум расстегнута ширинка. Но нет, все пуговички и молнии на месте. Значит, просто психанутые.
Обед у меня слегка пригорает своей самой вкусной частью – мясом, но остальное получается вполне сносным. Все-таки недаром я провел детство в роли мальчика-раба на побегушках. Картошка-пюре и мясная подлива – это всяко лучше яичницы с луком, которая является вершиной кулинарных способностей Сириуса.
Я не голоден. У меня такое бывает, организм привык к ненормированному питанию. Поэтому аккуратненько расставляю на столе еду, не забыв про приборы и, позвав Сириуса, выхожу из дома.
Вообще-то, я полюбил прогулки только недавно – после того, как довелось буквально зубами выгрызать у Дамблдора разрешение на них. Конечно, как же можно выпускать Золотого Мальчика хотя бы на пять минут из похожего на склеп, но такого безопасного имения Блеков? Тем более, без сопровождения в виде армии авроров и полного состава Ордена Феникса!
Нельзя, конечно же. Но моих конституционных прав еще никто не отменял, на чем я и настоял. Правда, пришлось здорово помучиться, целую ночь перед знаменательной речью отыскивая и выписывая на отдельном пергаменте нужные законы… Зато каков результат! Я теперь могу без надсмотрщиков и конспирации ходить по улицам!
Но. Паранойей никогда не страдал, однако уверен, что за мной все равно усиленно наблюдают из-за каждого угла, а вокруг квартала установлен мощный магический барьер. Ну, разве что у Дамблдора появился новый гениальный план по уничтожению Волдеморта уже без моей персоны в главной роли, что вряд ли. Радуюсь хотя бы видимости независимой жизни.
Опускаюсь на скамью в своем излюбленном сквере. Летнее солнце напекает голову, поэтому я вскоре пересаживаюсь чуть вправо, в тень.
Смотрю на облака, почти медитирую. И вдруг слышу совсем рядом напряженную беготню. Мигом отрываюсь от созерцания редких белесых тучек. Рука тянется к палочке.
На мощенную брусчаткой дорожку выбегает какой-то малец в красной кепке с длинным козырьком. Вслед за ним мчится мальчик чуть покрупнее. Прямо перед моей скамейкой последний хватает маггла в кепке за ворот, и тот падает на колени, вцепившись пальцами в ткань футболки, чтобы она не впивалась в шею так сильно. Крепыш с размаху бьет свою жертву кулаком прямо в лицо. Алая кепка отлетает в сторону, ударяясь об землю с глупым звуком «чпок».
Я совершенно внезапно оказываюсь в шаге от мальчишек. Схватив насильника за плечо, я быстрым движением калечу ему нос (ведь слышу тошнотворный хруст) и с силой отбрасываю противного маггла в сторону. Он приземляется на мягкое место. Пробормотав шокировано: «Псих», удирает, почему-то прихрамывая. И не так быстро, как хотелось бы.
Оставшийся малолетка поднимает с брусчатки свою ненаглядную шляпу. Вытирает рукавом кровь с разбитой губы. И смотрит на меня в ужасе.
Я нагибаюсь к нему, чтобы подать руку и расспросить о самочувствии, но он быстрее – вскакивает на ноги и, сначала только отступив назад, уже спустя секунду убегает вон.
«Дежа вю», — думаю я, разглядывая маленькую каплю крови на брусчатке. По виду – мелочь. По сути – преступление.
Ненавижу себя. За что? Тот малолетка заслужил сломанный нос! Но, черт подери, я не чувствую от этого облегчения.
Улыбаюсь. Улыбаюсь перепуганной старушке, которая стала немым свидетелем недавней сцены. Улыбаюсь женщине с коляской и мужчине с дворняжкой на поводке. Магглы сторонятся меня, как умалишенного. Полагаю, они не так уж и ошибаются.
Когда я возвращаюсь домой, наступает самая унылая пора – темный вечер. Мрак выползает из углов, заполняет многочисленные комнаты. Из щелей, вентиляций и подвалов просачиваются незаметные в день сквозняки.
Вот теперь я голоден. Дрожащими от желания наполнить желудок хоть чем-нибудь руками я загребаю все подряд: утренние тосты, остатки подливки вместе с подгоревшими корочками свинины, сомнительной свежести йогурт и даже подгнившую луковку, которую Сириус забыл истребить вместе с яйцами на прошлой неделе.
Есть больно. Я имею в виду, небо очень царапает сухими тостами, и оно, мгновенно воспалившись, распухает. Кривлюсь, но не могу пересилить голод. Словно дикарь после трехдневного поста, с горящими глазами пожираю все это «счастье гурмана». Покусился бы сейчас кто-то хоть на крошки от моей добычи, я бы ему глотку перегрыз, поддавшись какому-нибудь первобытному инстинкту.
Залезаю в огромное кресло перед камином. Огонь только начинает разгораться, забавно потрескивая поленьями. Углубляюсь в чтение учебника по трансфигурации. Настолько скучная литература, что я очень быстро начинаю усиленно зевать. А потом большие маятниковые часы отбивают девять вечера. До меня абсолютно внезапно доходит, что я не видел Сириуса еще с утра.
Выйдя к лестнице, зову крестного. Но он не отзывается. Не шумит. Не могу подавить тревогу, пока разыскиваю его по пустым комнатам.
Но его нет нигде. Я даже проверяю подвал и чердак. Медленно, но верно погружаюсь в панику – Сириусу нельзя покидать особняк. Он до сих пор не оправдан, его разыскивают авроры.
Уже набираю полную пригоршню летучего пороха, чтобы ступить в камин гостиной и сообщить о пропаже крестного Дамблдору, когда до меня доносится звук открывающейся двери. Я выхватываю из кармана палочку. На всякий случай.
Стоя под тенью от дверного проема, осторожно выглядываю в коридор. По спине тут же скатывается капелька холодного пота.
Сириус возвратился. Пьяный в доску, он силится затворить дверь и удержаться при этом на ногах. Но это зрелище для меня не в новинку. Пугает присутствие двух незнакомцев.
«Собутыльники?» — думаю я, разглядывая их раскрасневшиеся от хорошей попойки рожи. Один, довольно молодой человек с однодневной щетиной, еще держится относительным бодрячком, разве что слишком веселый. Другой, чуть полноватый мужик лет сорока, с отсутствующим видом разглядывает портьеры, за которыми скрыт портрет истинной ведьмы Вальбурги Блэк. Оба магглы, судя по одежде.
— А там кто-то есть, — слегка растягивая слова, бормочет тот, что помоложе. И смотрит прямо на меня.
Озадаченно вспоминаю, что плащ-невидимку оставил в дорожном сундуке на втором этаже. Так создал бы впечатление обычного пьяного глюка, исчезнув просто на глазах. Но не судьба.
— А, это Гарри, мой… мой… — силится произнести нужное слово Сириус, для чего-то безуспешно поправляя на себе пиджак. – Мой, — смиряется он.
А потом смотрит на меня неожиданно строго и говорит:
— Где твое гостеприимство, Гарри? Спустись в подвал и принеси нам с джентльменами… хорошего огневиски.
Ох, черт, какой же он пьяный.
Я в несколько шагов пресекаю пространство между нами и, схватив Сириуса за рукав, отвожу в сторонку.
— Зачем ты их привел? – цежу сквозь зубы. – Это не лучшее место для двух бухих магглов. Одного тебя хватает.
Сириус свирепеет.
Глупо разговаривать с человеком под градусом. Понимаю это только когда крестный совершенно неожиданно дарит мне хлесткую пощечину.
Я хватаюсь за пострадавшую щеку, чувствуя, как душу заливает ненависть.
Хриплю: «Ублюдок», направляя на него палочку.
Сириус — один из лучших бойцов Ордена. Так что он мгновенно меня обезоруживает.
— Тебе нельзя это использовать, Гарри.
Я отшатываюсь назад, не в силах выдерживать запах перегара, которым от него просто разит.
— Слушайся папу, Гарри, — вставляет вдруг полноватый маггл.
— Он не мой отец, — произношу я, выталкивая из себя слова, будто застрявшие в горле камни.
— Да, Джеймс мертв, — соглашается Сириус таким тоном, словно говорит: «Ты убил Джеймса».
Я слышу за спиной сиплый смех. Это тот пьяница, что помоложе, угорает.
Делаю шаг в сторону ведущей вверх лестницы, но меня немедленно останавливают, вцепившись сильной рукой в плечо.
— Кажется, я тебя о чем-то попросил.
Голос Сириуса звучит так холодно и властно, что у меня подгибаются коленки.
«Бродяга никогда не вел бы себя так, будь он при здравом рассудке. Он не такой. Нет. Его переклинивает только когда выпьет…» — мечутся в голове мысли.
Я вырываюсь из крепкого захвата и, повернувшись к нему лицом, просто смотрю в глаза. Смотрю пристально, смотрю с вопросом. Но взор Сириуса подернут дымкой неадекватности, а палочка в руке угрожающе покачивается.
Спускаюсь в подвал, ощущая странную слабость. Внезапно накатывает страх — Сириус остался там один с двумя незнакомыми типами. Откуда он их притащил? Что делать?
Камин. Надо только добраться до камина.
Выбираю первую попавшуюся бутыль. Они все тут большие, не такие, как «мензурки» для маггловского коньяка. Холод пыльного стекла, запах сырости, гремучее пойло самозабвенно плещется в бутылке, ударяясь о прозрачные стенки.
Когда я поднимаюсь на первый этаж, Сириус стоит в дверном проеме, соединяющем коридор с кухней. Ждет меня.
Подхожу и без лишних слов протягиваю бутылку. Пальцы Сириуса уже смыкаются на стеклянном горлышке, когда из кухни доносится голос одного из «гостей»:
— Какой невоспитанный мальчик. Даже не может обслужить приятелей своего опекуна.
Тот, что помоложе. Весельчак. Мне гадко.
— Ты слышал, что сказали? – интересуется Сириус заплетающимся языком. – Марш на кухню.
Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить его.
— Нет, не собираюсь… — начинаю я, но в следующий момент крестный хватает меня за локоть и грубо заталкивает в помещение.
— Не дерзи.
Щелкает дверной замок.
В гребанной кухне нет камина. Только пустые бутылки и котлы, которые я так страстно хочу выбросить.
Стою, прислонившись спиной к дверному косяку и скрестив руки на груди. Они пьют. Липкий спиртной запах окутывает помещение. Огонь свечей на столе подрагивает от бурного смеха, которым заливаются все трое. Почувствовав какое-то жжение в правой руке, я замечаю, что кожа на костяшках пальцев слегка воспалена. Насколько же сильно я врезал тому пареньку?
Опускаюсь на корточки, устав стоять, бездействуя.
Бутыль почти пустая. Как в них столько помещается?
Полноватый маггл заводит песню. Я хочу убить его. Стеклянные бутылки – хорошее оружие. Но мне совсем не хочется приближаться к их пьяному шабашу, чтобы добыть себе одну такую. Прескверный голос у этого урода.
Сириус, уже, было, засыпающий, вдруг дергается, широко распахивает глаза. Изрекает:
— Гарри.
А потом добавляет:
— Ох, дерьмо.
В следующий момент он резко встает на ноги.
И очень эпично падает, ударяясь лицом об столешницу. С выразительным таким звуком клацнувшей челюсти.
Маггл постарше разражается визгливым смехом, прямо до икоты. Второй ублюдок какого-то лешего спокойно разглядывает мою персону.
Проходит секунда, другая, пять, а Сириус не встает. Подхожу. Осторожно касаюсь его плеча.
Крестный устраивается на своем «ложе» поудобнее и начинает храпеть.
Уснул.
Огневиски из перевернутой бутылки разливается по поверхности, подмывая лицо Бродяги. Он даже не отодвигается.
Чувствую, что ко мне неслышно приблизились сзади. Тот маггл, который весельчак.
Я не вздрагиваю, просто очень удивляюсь, когда он хватает меня за подбородок, заставляя заглянуть в болотного цвета глаза. Жестокие. Блестят пьяным безумием.
— А ты ничего, малыш. Я не представился… Джек.
Мокрые от огневиски губы изгибаются в тошнотворной улыбке.
Я пытаюсь вывернуться. В тот же момент он толкает меня к столу. Обхватив одной рукой за талию, почти вжимается в меня всем телом. Я слышу соленый запах пота. По-плохому схожу с ума.
Одна рука обхвачена клешней пьяного мужилы по имени Джек. А вот вторая...
Я замахиваюсь, но у этого маньяка на удивление хорошая реакция, несмотря на количество употребленного алкоголя. Теперь оба запястья скованы тупой, опасной болью.
Соплю и шиплю, веду ожесточенную борьбу. Он сильный, как сатана.
А потом эта тварь резко наклоняется и впивается в мои губы своими.
В голове взрывается, вскидывая над собой огненный «грибок» и принося мне чисто физическую боль, граница между явью и кошмаром.
Я чувствую, как лицо покидает последняя капля крови.
В мой рот врывается улитка. Скользкая, почему-то теплая, спиртная.
Я делаю рывок головой назад, а затем изо всех сил бью Джека лбом в нос. Он отшатывается, не ослабляя хватки на моих запястьях.
Быстро оглядываюсь. Сириус уже сполз на скамью и спокойно посапывает. Полноватый маггл бормочет что-то своему стакану, роняя на воротник слезы. Будто пребывает мысленно в другой вселенной.
Когда понимаю, что уткнулось в мой живот, начинаю трястись.
И не так, как когда холодно или переживаешь легкий стресс. Мной колотит, без преувеличений, с силой эпилептического припадка.
Маггл едва сдерживает мои конечности.
Жарко — пламя от взрыва рвется наружу. Я не могу остановить судороги. Шиплю. Что шиплю? Нечто вроде:
— Сука, мразь!.. Псих недоделанный… отпусти меня, я тебя убью… убью, тварь, слышишь?!.. Отпусти!
Тянусь к его рукам, клацаю зубами, пытаясь укусить, загрызть, уничтожить, повалить на пол и растоптать подошвами. Превратить в кровавое месиво. Но я не могу, потому что он, оказывается, здоровенный и почти атлет, на две головы выше.
— Не противься, малыш, — произносит монстр, не переставая улыбаться.
Я захлебываюсь воздухом, когда меня, будто куклу, легко разворачивают на сто восемьдесят градусов и прижимают лицом к столу, скрутив руки за спиной. Точно как в маггловских фильмах копы роняют пойманных бандитов мордой о капот.
В футе от меня к столу привалился спящий Сириус. Разглядываю грязные черные волосы крестного. Это мой личный Ад.
Полноватый маггл продолжает бубнить что-то, пальцем зачерпывая капли из лужи огневиски на столе.
«Мама, я хочу проснуться», — моя молитва.
Мечусь и дергаюсь, словно только что выброшенная на сушу рыба.
Маньяк тянется к моей ширинке. Рука грубо сжимает член.
— Ступефай.
Тиски исчезают. Позади с тяжелым грохотом валится на пол туша. Я не сразу понимаю.
Да я не понимаю даже когда выпрямляюсь и вижу Бродягу, застывшего возле стола с палочкой в руке. И с ужасом в глазах.
Полноватый маггл уснул, отбросив голову на спинку кресла.
Для чего-то заставляю себя посмотреть в сторону Джека.
Он неуклюже распластался среди комнаты. Черты небритого лица искривлены, а глаза широко распахнуты. Смотрит в одну точку на потолке. Штаны спущены по бедра.
Зажимаю рот рукой, сглатываю рвоту. Эта дрянь между ногами. Она у всех мужиков отвратная.
Подхожу к столу и приседаю, беру лучшую из бутылок.
Прозрачнейшее, тонкое стекло. С каким же приятным хрусто-звоном разбивается оно об край столешницы!
Поворачиваюсь к Джеку. На пол почему-то капает теплая, вязкая кровь. Пальцы порезал?
— Гарри, что ты… — хрипит Сириус.
— Кастрирую суку.
Слабая вспышка заклинания.
А потолок таки знатный – вон какая паутина. Разбитая бутылка выскальзывает из пальцев.
Вырывает меня из темноты по имени сон противный стук. Пытаясь не завыть от внезапной головной боли, продираю глаза. Сквозь грязное окно заглядывает Хедвиг. Таращится прямо на меня большими красивыми глазищами. С трудом приподнимаюсь на локтях – пол здесь не самый комфортный. Справа от себя чувствую какое-то движение. Дергаюсь, и врезаюсь взглядом в фигуру крестного.
Сириус полулежит, привалившись спиной к ножке стола. Щурится в сторону окошка. Затем взмахивает палочкой. Щелкает замок, и Хедвиг быстро влетает в комнату, устраивается на моем плече. Я почему-то дрожащими руками отвязываю от протянутой лапки сверток.
Коробка антипохмельного.
Беру один флакончик и, опустив на землю, толкаю в сторону Сириуса. Он ловит снадобье и быстро выпивает. Не смотрит на меня. Я тоже не стремлюсь заглядывать ему в глаза.
В углу лежат два связанных магическими путами маггла. Наверняка без сознания. Надеюсь. Во всяком случае, они не двигаются и не издают ни звука.
Я сажусь и, обхватив себя руками за коленки, пытаюсь сохранять спокойствие.
Приснилось? Не приснилось?
Два тела в углу – достаточные доказательства? А отсутствие у меня палочки? Порезы на пальцах? А разбитая бутылка в тени возле стены?
Хочу, чтобы все это исчезло. Немедленно.
У меня вообще много желаний.
Сириус кряхтит, поднимаясь на ноги. Ему уже лучше, решаю по походке. Приблизившись к магглам, Бродяга берет каждого за плечо, и с громким хлопком аппарирует вместе с двумя тушами. Куда? Кажется, мне глубочайше наплевать.
Принимаю вертикальное положение. У меня нет палочки. Какая жалость.
Подтаскиваю к нужной локации табурет. Становясь на него, лавирую над пропастью глубиною в полметра с шапкой, ищу центр тяжести. О, вот так. Жив, больше не падаю. Хм… Что бы такое взять? Вон та длиннющая поварешка выглядит довольно заманчиво. Схватив вышеуказанный инструмент, замахиваюсь.
Пузатые котлы с верхней полки со страшным грохотом валятся на пол, катятся, звенят, ударяясь друг о дружку. Затем следующая полка. Там было что-то еще? Керамическая вазочка? Это она так звякнула, разбиваясь о днище здоровенного котла? Чистое наслаждение.
Остался только один, самый огромный, черный, как смола, обросший столетней пылью и паутиной. Я поднимаюсь на цыпочках, хватаюсь за края проклятой посудины и сильным рывком, со скрежетом, отправляю ее в вольный полет по кухне.
Котлище стремительно пикирует вниз под небольшим углом. Со страшным грохотом обрушивается на кухонный стол, и тот аккуратненько переворачивается набок. Котел благополучно приземляется на десятки бутылок, которые скрывала под собой упавшая мебель.
На моем лице расползается нездоровая улыбка. Запускаю вслед разрушительному снаряду поварешку. Она с мелодичным хрустом добивает оставшиеся бутылки.
Спрыгиваю с табуретки и ухожу к раковине – искать металлическую губку-сетку для мытья посуды. Ах, вот она.
В душ.
Разорванная одежда украшает собой пол. Вода такая горячая, что кажется, будто сейчас мясо от костей отстанет. Пены много. Она, словно тщательно взбитый яичный белок, облепляет ноги.
Глупые сравнения.
Ненавижу себя. За что? А я вообще плохой человек.
Провожу металлической губкой от шеи до ключицы. Острая, жгучая боль поражает кожу. Струи кипятка только усугубляют ситуацию. Я прислоняюсь к стене, подальше от воды. Подношу к глазам свой инструмент для мытья.
На губке остались тоненькие кусочки кожи.
— Мама, я сошел с ума, — шепчу, отчего-то стуча зубами. – Совершенно. Абсолютно окончательно и бесповоротно.
Приоткрываю дверцу душевой кабинки, и изо всех сил запускаю металлическим комком проволоки прямо в унитаз. Гол.
Все равно грязь мне не отмыть.
Ведь утопаю в ней с детства.
Спустя пять минут, старательно полощу рот, чтобы избавиться от привкуса рвоты.
Сквозь тонкую белую рубашку проступают мелкие капельки крови.
Ноги почему-то несут в кухню. Сириус уже возвратился, и стоит теперь вполоборота ко мне, отрешенно разглядывает битые бутылки и помятые котлы.
Почему-то снова улыбаюсь. Если этот оскал можно так назвать. Нельзя.
— Мне сообщить Дамблдору… или… ты сам? – спрашивает он глухо. Когда мы встречаемся на секунду взглядами, очень ярко чувствую его уныние, безнадежность, раскаяние, стыд…
Молчу. Что я могу ответить?
— К кому переедешь?.. – пытается крестный поинтересоваться спокойно, но голос в последний момент подводит. – Я… могу помочь с вещами, — добавляет тихо.
Продолжаю молчать. Да я и рад бы что-нибудь сказать, прошептать, закричать… но не могу. Кажется, будто, если вымолвлю хоть слово, рассыплюсь в порох. Глупые сравнения.
— Гарри, — несмело произносит Сириус, смотря мне в глаза. – Гарри, — повторяет он, падая на колени.
Наблюдаю за ним в ужасе.
Зачем, Бродяга?
— Гарри, мне так жаль. Я… я… не знаю, сможешь ли простить меня когда-нибудь. Ты – все, что у меня было… А я так старательно тебя отталкивал. Был с тобой жесток, позволил себе утопать в собственном одиночестве и бессилии, топить его в стакане, когда ты был рядом, нуждался во мне…
Каждое слово Сириус произносит все горче, смотря в пол, завесившись волосами. А когда на последней фразе резко вскидывает голову, я вижу в его глазах слезы. Вижу слезы и раскаяние. Вижу стыд, и горе, и уныние.
— Извини, но я не тот, кому можно довериться. Думал, что смогу… Мне нельзя было брать над тобой опеку, — убито продолжает Бродяга. – Я конченый человек, Гарри.
Закрывает лицо ладонями, содрогаясь в тихих, сиплых рыданиях.
Несколько шагов. Несколько шагов, и я стою перед ним. Моя душа болит, мой разум пуст.
Протягиваю руки вперед, осторожно касаюсь его плеч.
Поддаюсь порыву, и крепко-крепко обнимаю крестного.
В нос бьет запах огневиски, пота, сигаретного дыма. И одеколона, который не выветривается даже если три раза постирать одежду. Аромат несильный, но устойчивый, принадлежащий только Сириусу Блэку.
Замерший шокировано в первое мгновение, он вдруг тоже обхватывает меня за плечи.
Мы сидим так вечность. Что такое норма, Гарри?
А слезы катятся, ведь я так давно не плакал. Будто жизнь блеклыми красками проходила мимо. Теперь же все стало ярко и отчетливо.
Что такое норма, Гарри? Разве мужчины всхлипывают, размазывая слезы по щекам? Конечно, нет. Но когда это я был нормальным?
А потом начинаю говорить, стуча зубами, не останавливаясь ни на секунду:
— Это ты меня прости, Бродяга. Я во всем виноват. Ведь должен был как-то вмешаться, остановить все это еще в начале лета. Но решил не лезть, закрыл глаза на то, как тебе плохо… Не возражай, прошу, потому что я снова начну реветь, как идиот. Знаю, ты думаешь, что, если умер Джеймс, и мама, и другие, то жизни больше не будет, но ты не прав. И… мы тебя оправдаем, Сириус. Ты снова сможешь ходить по улицам, как свободный человек, тебе больше не надо будет скрываться. Просто потерпи еще немного. Я… должен был сказать тебе это давно. Но я, глупый, думал, что не имею права лезть в твои дела!.. Это все моя вина.
Сглотнув и прежде, чем он успеет меня перебить, продолжаю:
— Сириус, послушай меня. Давай начнем все сначала. Так, будто ничего не было. Я… хочу вытянуть тебя. Позволь мне, пожалуйста.
— О, Гарри, — выговаривает Сириус потрясенно. Сказать больше он сейчас не в состоянии. Просто смотрит на меня промытыми слезным потоком серыми глазами. Смотрит удивленно, смотрит печально. И нежно, и со стыдом, и с верой.
Верой во что? В мои слова? Да, верь, Бродяга! Я тоже буду верить. Я страстно хочу верить, что спасу тебя. Себя уже не надеюсь.
Сириус хочет уничтожить мусор с помощью магии. Но я заявляю, что горю непреодолимым желанием убрать все собственными руками. Ведь действительно хочу.
Сметаю на огромный металлический совок остатки стекла, и наполняю по венца последний котел. Хватаю за ручку, направляюсь к входной двери.
Солнце где-то там, за стенами и крышами, уже приближается к горизонту, раскрашивая небо в розовый цвет.
Встречающиеся на пути магглы с нескрываемым подозрением и любопытством поглядывают на мою ношу. А я улыбаюсь, потому что я вообще улыбчивый человек.
Ближайший мусорник уже весь заставлен чертовыми котлами.
Начать сначала. Мне нужны силы, мама.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
пятница, 06 марта 2015
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
четверг, 05 марта 2015
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
среда, 04 марта 2015
Название: "Урбанистическая колыбельная" PG-13
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Написано под звуки джаза.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальшеА вечерний холод под ногами вьется,
И гудят машины, ведь у них «час-пик».
Ядовитый воздух медленно несется
Над толпой идущих. В город сон проник.
Он обшарил окна, пролетел сквозь щели,
И заполнил сладко весь вагон метро.
Зашатались в парке, засыпая, ели.
Сон полился в город, как вода в ведро.
Затуманил окна, распустился дымом
На глазах студентов, в головах людей.
Сон пролез в кроватку с чьим-то крохой-сыном -
Нашептал тихонько завтрашних идей.
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Написано под звуки джаза.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальшеА вечерний холод под ногами вьется,
И гудят машины, ведь у них «час-пик».
Ядовитый воздух медленно несется
Над толпой идущих. В город сон проник.
Он обшарил окна, пролетел сквозь щели,
И заполнил сладко весь вагон метро.
Зашатались в парке, засыпая, ели.
Сон полился в город, как вода в ведро.
Затуманил окна, распустился дымом
На глазах студентов, в головах людей.
Сон пролез в кроватку с чьим-то крохой-сыном -
Нашептал тихонько завтрашних идей.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Название: "Эль" PG-13
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Экспериментирую. Хотелось интересного звучания...
От автора: 1. Осторожно! Странное. Местами бред.
2. Понятое от проведения эксперимента: автору надо пополнять свой словарный запас=).
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальшеЛился белый шоколад. Сладко.
Ложка масло набирала всласть.
Люди любят надломить шоколадку,
Ломтик маленький запихивая в пасть.
Лейка пылью лаконично припадала,
Меланхолия разлилась лесом близ
Лестницы. Листва только начАла
Медленно летать и падать вниз.
Спаниель лизал печально лапу.
Кресло унывало слегка зло.
Молодой властитель косолапый
Лепетал слова, идя домой.
Шоколадник гладил спаниеля,
Уплетал безкалорийные блины
Ой, нелегкая же выдалась неделя…
Кресло лишь скрипело от вины.
Название: "17 ощущений" PG-13
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Снова экспериментирую со звучаньем.
От автора: Смысла нет. А может, и есть.)
Предупреждения: Странное.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальшеШелест шин, скользящих по асфальту.
И шипение горячей сковородки,
На которую кладут кусочек смальца.
И жужжание от старенькой проводки.
И шуршащая в руках бумага.
И трещащие под обувью осколки.
Замиранье сердца перед шагом
В пропасть. Воющие волки.
Шпатель, всё равняющий поверхность.
Плеск воды, разбрызганной случайно.
Шепот тихий, резкий. Чья-то бледность.
И кипящий, жуть блестящий чайник.
Смех детей. Бурчание хозяек.
Трав волненье на большой поляне.
Дождь, что окна вовсе заливает.
И сухой звук от земли копанья.
Название: "Джаз" PG-13
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Автор подсел на джаз.
Предупреждения: Эксперимент.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальше
Нагло, ярко и спонтанно,
Сильно, красочно, надежно,
С переливами, с басами,
И свободно. Безмятежно.
Чисто, жарко, чуть рельефно,
Верно, странно и прелестно,
Громко, яростно, манерно,
Мило, страстно и полезно.
Темно, дико, безупречно,
Вкусно, глубоко, открыто,
Бодро, чутко и, конечно,
Из любви ручья разлито.
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Экспериментирую. Хотелось интересного звучания...
От автора: 1. Осторожно! Странное. Местами бред.
2. Понятое от проведения эксперимента: автору надо пополнять свой словарный запас=).
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальшеЛился белый шоколад. Сладко.
Ложка масло набирала всласть.
Люди любят надломить шоколадку,
Ломтик маленький запихивая в пасть.
Лейка пылью лаконично припадала,
Меланхолия разлилась лесом близ
Лестницы. Листва только начАла
Медленно летать и падать вниз.
Спаниель лизал печально лапу.
Кресло унывало слегка зло.
Молодой властитель косолапый
Лепетал слова, идя домой.
Шоколадник гладил спаниеля,
Уплетал безкалорийные блины
Ой, нелегкая же выдалась неделя…
Кресло лишь скрипело от вины.
Название: "17 ощущений" PG-13
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Снова экспериментирую со звучаньем.
От автора: Смысла нет. А может, и есть.)
Предупреждения: Странное.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальшеШелест шин, скользящих по асфальту.
И шипение горячей сковородки,
На которую кладут кусочек смальца.
И жужжание от старенькой проводки.
И шуршащая в руках бумага.
И трещащие под обувью осколки.
Замиранье сердца перед шагом
В пропасть. Воющие волки.
Шпатель, всё равняющий поверхность.
Плеск воды, разбрызганной случайно.
Шепот тихий, резкий. Чья-то бледность.
И кипящий, жуть блестящий чайник.
Смех детей. Бурчание хозяек.
Трав волненье на большой поляне.
Дождь, что окна вовсе заливает.
И сухой звук от земли копанья.
Название: "Джаз" PG-13
Фэндом: Ориджинал
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Автор подсел на джаз.
Предупреждения: Эксперимент.
Размещение: не копировать на другие ресурсы без моего согласия!
читать дальше
Нагло, ярко и спонтанно,
Сильно, красочно, надежно,
С переливами, с басами,
И свободно. Безмятежно.
Чисто, жарко, чуть рельефно,
Верно, странно и прелестно,
Громко, яростно, манерно,
Мило, страстно и полезно.
Темно, дико, безупречно,
Вкусно, глубоко, открыто,
Бодро, чутко и, конечно,
Из любви ручья разлито.
@темы: стихи, ориджинал, эксперименты
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal